Звезда волхвов - страница 13

Полыхнут солнечным жаром Петровки, степенно минуют Успенье и Воздвиженье, и вздрогнет от слабого младенческого писка старая изба, и, вторя гулу осеннего ветра, запляшет в печи огонь, и чаще, радостнее запыхтит ноздрями хлебная квашня. С рождением их с Егором долгожданного первенца оживет и кровный родник, русский Златоструй.

Будущее виделось Алене с хрустальной ясностью, как был виден в промытое окно Царев луг и монастырь на холме. Краски этой пасторали напоминали рождественские и пасхальные открытки. Их с Егором красивая, опрятная, освященная молитвой жизнь станет примером, редким светочем среди недоброй тьмы мира сего. Едва обретенное христианство толкало ее к действию, к подвигу, к чистоте и строгости в себе самой. И до сих пор эта новорожденная вера оставалась тайной, целомудренно спрятанной от случайных глаз, но печать чистоты на всем ее облике, свет в глазах, простота и скромность одежды заставляли людей невольно оборачиваться ей вслед.

Закончив утреннее правило, Алена чинно перекрестилась и поклонилась низко, насколько позволяло бремя.

Хорошо проснуться в звонкой, как колокол, сосновой избе, где на столе алеет стакан с земляникой, а в кружке с молоком еще не опало парное кружево, где дышит теплый хлеб и семейное счастье.

Егор вскочил с постели и огляделся: жена, должно быть, уже в школе; в сельской восьмилетке завтра выпускной. У колодца он опрокинул на себя ведро ледяной воды, оделся по форме, прицепил к поясу кобуру и свистнул Анчара.

Киногруппа расположилась бивуаком в трех километрах от усадьбы, на берегу Забыти, ввиду старинного монастыря. До монастырского холма простирался заповедный Царев луг. Чуть ниже по течению темнел Волыжин лес.

Он был уже близко от стана киношников, когда полевую дорогу перегородили курганы бурой глины и траншеи. Посреди Царева луга шумел экскаватор, и Севергин двинулся в обход, по подошве Велесова холма. Его величавую вершину местные звали Утесом. Утес подпирал небеса, как священная гора, увенчанная короной монастырских стен и куполов. Вокруг холма змеились овраги, густо поросшие терном и шиповником, тенистые и влажные даже в летний зной.

Анчар трусил по едва заметной тропе, огибающей холм. Стежка петляла в «зеленке». Внезапно пес остановился, настороженно дергая носом, всем видом подавая знак: впереди кто-то есть.

Севергин на всякий случай взял пса за ошейник и двинулся по холму вверх. Преодолев крутой подъем, он очутился на природной террасе. Трое мужчин в черных рясах оглянулись на него и остановились в нерешительности. В сухощавом старце Егор признал настоятеля монастыря отца Нектария. Его спутник, высокий и сановитый, был незнаком Егору. Поодаль переминался с ноги на ногу рыжий коротышка, про таких говорят «поперек себя шире». Он водил крупным носом с широко раздутыми ноздрями, словно ловил ветер. За спиной у него висел маленький, почти детский рюкзак.

— Доброе утро, лейтенант Севергин! — Егор привычно взял под козырек. — Могу чем-нибудь помочь?

— Нет, нет, спаси Бог, — смущенно пробормотал настоятель. — Мы осматриваем окрестности ввиду близящихся торжеств, скопления паломников и…

Настоятель умолк и выжидающе посмотрел в лицо сановитого, но тот, опустив глаза, перебирал четки.

— Ну, извините, если помешал. Анчар, за мной!

И, осыпая кремешки, Егор рассчитанными прыжками двинулся к подножию холма.

На приветливом берегу Забыти раскинулся «исторический» бивуак. Расседланные кони прохлаждались по брюхо в воде, стрельцы, скинув кафтаны и сапоги, жарились на солнце с видом вынужденного безделья. Цветастые фургончики, разбросанные тут и там, напоминали цыганский табор.

— «…И всю природу, как туман, дремота жаркая объемлет, и сам уже Великий Пан в пещере нимф спокойно дремлет…» — вслух читала худосочная барышня, должно быть готовясь к поступлению в студию. Егор пару раз ударил в ладоши.

— Браво… Браво… С нимфой мечтал бы познакомиться, но сейчас мне нужен Великий Пан.

— Так вам, должно быть, к Версинецкому, — догадалась девушка.

Она проводила милиционера к березовой роще, где на поляне вповалку отдыхала съемочная группа.