Звёздные крылья - страница 17

Он считал, что совершил непростительную ошибку, сев на этот аэродром. Надо было лететь еще через одну грозу. Надо было лететь, угробиться, черт подери, но только не сидеть сейчас в этой комнате с решетками на окнах.

Действительно, окна в комнате были переплетены тонкими, очевидно стальными, решетками. Это его поразило. Неужели они попали в тюрьму? Однако комната никак не вязалась с его представлением о тюрьме.

Волох коротко вздохнул и опустил голову на руки. В комнате нависла тишина. Неожиданный удар грома встряхнул весь дом. Волох подошел к окну. Г роза словно с цепи сорвалась. Будто страшного зверя после многих лет неволи выпустили из клетки. Он видел, как пригибаются к земле высокие деревья. Ветер шел ровной тугой массой, набирая страшную силу. На глазах у Волоха сломался огромный дуб. Деревья падали с оглушительным треском. Волох смотрел в окно, но густые потоки воды заливали стекло. Он поймал себя на мысли о том, как хорошо все-таки в такую грозу чувствовать под ногами твердую землю. Не завидовал он пилотам, которые сейчас находились в воздухе.

Крайнев продолжал неподвижно сидеть на диване. Странные мысли приходили ему в голову. Он думал о Валенсе, потом образ директора сменила Ганна. Неожиданно вспомнилась мать, его старенькая мать. Она живет в Харькове, в высоком заводском доме, и ждет сына, а он ездит к ней не так уж часто. Все мысли и воспоминания Юрия несли на себе отпечаток мрачной угнетенности.

И вдруг за окнами сразу утихомирилось. Гроза пронеслась, и на северо-востоке уже показался кусок чистого неба.

Яринка, до сих пор сидевшая молча, подперев щеки кулачками, громко и жалобно вздохнула. Может, ей вспомнились цветы инженера Орленко? В голубых глазах дрожали слезы, она старалась их сдержать, и от этого они становились еще заметнее.

— А куда мы сели? — спросила она, чтобы только не молчать.

Юрий приблизительно назвал место. Точно он и сам не знал его. До СССР было не так уж далеко.

— Надо было лететь, черт подери, — выругался Волох, — надо было лететь! А то сели бес его знает куда, сели, как идиоты. Вовек себе этого не прощу!

Он отвернулся от Юрия и снова стал смотреть в окно. Гроза уже прошла. Раскаты грома доносились издалека, приглушенно и неясно. Неожиданное гудение моторов нарушило тишину. Какие-то самолеты садились на аэродроме.

Через несколько минут в коридоре раздались тяжелые, уверенные шаги, и дверь распахнулась. Вылощенный офицер стоял на пороге, вежливо и любезно улыбаясь в небольшие усики. Крайнев поднялся ему навстречу. Пальцы его сами собой сжимались в кулаки.

— Господин Крайнев? — вежливо спросил офицер на чистом русском языке, чуть склонив как бы в полупоклоне голову.

— Это я, — отрубил Крайнев, чувствуя, как кровь приливает к его лицу. — И я требую, чтобы мне немедленно разрешили дать телеграмму в наше посольство. Никто не имеет права сажать меня за решетку.

Офицер улыбнулся любезно и даже несколько виновато.

— Прошу прощения, — сказал он, — это сделал начальник аэродрома, и вы сами понимаете, что иначе поступить он не мог.

— Когда нас выпустят? — спросил Волох. Он встал с дивана и вырос за плечами Крайнева, как тяжелая синяя глыба.

— Это произойдет очень скоро, — все так же любезно улыбаясь, сказал офицер. — Возможно, даже через десять- пятнадцать минут. Но до этого вам придется пройти через несколько неприятную процедуру, и именно для этого я сюда прибыл. Дело в том, что мы вынуждены вас тщательно обыскать, дабы убедиться в полной случайности пашей посадки на этот аэродром и в том, что у вас не было иных намерений. Сейчас обыскивают ваш самолет, но, к сожалению, этого недостаточно, — нам придется обыскать вас — каждого в отдельности.

— Так в чем дело — обыскивайте, — воскликнул Волох. — Обыскивайте и выпускайте скорее, все равно ничего подозрительного или запрещенного у нас нет.

— Я в этом убежден, — снова поклонился офицер. — Но, к сожалению, нам предстоит обыскать вас более тщательно. Вам придется на несколько минут сбросить вашу одежду. На это время вам дадут комбинезоны. Прошу извинить меня, господин Крайнев, но вы сами понимаете — такова моя служба.