Звездочёт из Нустерна и таинственный перстень - страница 12

– Вам записка от супруги профессора Инсекториуса, – медленно и громко повторила Марта.

– Я понял, – отозвался звездочет, – но при чем тут Бертольд?

– Да ни при чем. Просто записку принес Нок, его сынишка. Видно, Эмилия отправила записку с первым подвернувшимся ей мальчишкой. Должно быть, что-нибудь срочное.

– А почему от Эмилии? – удивился звездочет.

В ответ Марта лишь пожала плечами. Себастьян быстро пробежал глазами записку, и на лице его отразилось еще большее недоумение.

– Ничего не понимаю, – проговорил он и протянул листок няньке. В записке было следующее:

«Господин Нулиус, только Вы один можете мне помочь! На Вас вся моя надежда, ибо я всего лишь слабая и беззащитная женщина. Если Вам дорог Ваш друг, если Вы питаете хоть каплю уважения ко мне, придите и прекратите этот кошмар. Умоляю, поторопитесь! Он совершенно безумен, он способен разрушить весь дом!

С искренним уважением

Эмилия Инсекториус».

В некоторых местах чернила были слегка размыты, как если бы на них брызнули водой.

– Ты что-нибудь понимаешь, Марта? – спросил Себастьян, когда та отложила записку.

Фрау Марта пожала плечами и промолвила:

– Ясно одно: вам нужно как можно скорее идти к профессору.

– Да-да, – согласился звездочет, – но как некстати!

– Ничего страшного, ведь только начало вечера. Быть может, недоумение разрешится быстро, и вам еще удастся сегодня поработать.

Себастьян спустился вниз, накинул плащ и вышел из дома.

Очутившись на улице, он удивленно огляделся по сторонам. Прохожие были разодеты пестро и празднично. У Западных ворот вместо одной стояли три цветочницы, что бывало только в дни больших торжеств.

– Скажите, пожалуйста, – обратился Себастьян к проходившему мимо кузнецу Грохту, шапка которого была украшена фиалками, – что за праздник нынче в городе?

– Как! Вы разве ничего не знаете? – удивился кузнец. – В городе очень важная гостья – племянница нашего бургомистра.

– Племянница бургомистра? – озадаченно переспросил Себастьян.

– Да. Говорят, она приехала сегодня утром. Проснитесь же наконец, господин звездочет! Весь город только об этом и судачит.

И кузнец, посвистывая, направился к цветочницам.

«Вот оно что, – подумал Себастьян, продолжая свой путь. – Стало быть, та неизвестная наездница – племянница бургомистра. Ну и дела!»

Кузнец Грохт говорил правду: на протяжении всего пути Себастьян слышал разговоры только о племяннице бургомистра.

– А вы, сударыня, видели ее? – спрашивала веснушчатая цветочница пожилую пестро одетую даму, копавшуюся в корзине с розами.

– Нет, но говорят, она не дурна собой.

– Дурна она или хороша, – слышалось у хлебной лавки, – это не имеет значения, но какое на ней платье!

– Нет сомненья, – говорил один студент другому возле пивного погребка «Сивый конь», – что по такому случаю бургомистр устроит гуляния или даже бал!

– Я сама видела, – шептала толстая кухарка молодой дочери булочника, – как она приехала в такой роскошной карете!..

Себастьян только диву давался, как людская молва может исказить истинные события. Устав слушать весь этот вздор, он ускорил шаг.

Справедливость требует того, чтобы хотя бы в нескольких словах рассказать о том месте, куда направлялся звездочет. Дом профессора Инсекториуса считался одним из примечательных в Нустерне и славою своею был обязан, главным образом, замечательному саду, разбитому супругой профессора Эмилией. Дело в том, что Эмилия Инсекториус обладала удивительной способностью к выращиванию каких бы то ни было растений. Все вокруг нее росло, зеленело и расцветало. Казалось, для этого ей не нужно прилагать никаких усилий. Соседи замечали, что стоит Эмилии посидеть в их доме с полчаса, как фиалки, настурции и розмарины цвели на подоконниках по нескольку месяцев не переставая.

Сад Инсекториусов приносил всегда такой большой урожай, что девать его было решительно некуда, и, на радость городской ребятне, калитка оставалась открытой всю осень. Но цветник!.. Цветник Эмилии был настоящим чудом. Цветы в нем появлялись сразу после того, как сходил снег, и цвели чуть ли не до Нового года. Городские старики, захаживая в сад Эмилии ранней весной, говорили: «Неизвестно, доживем ли мы до настоящего лета, но здесь им можно насладиться загодя».