Звездолет возвращается на Землю (сборник) - страница 13

Человек заговорил снова. И чувствовалось, как ему тяжело ворочать словами-глыбами.

— Я и Крылов находились в беспамятстве тридцать часов. Слабость. Дикая головная боль. Приняли тонизирующее. Перевощенко плох. Без сознания. Автоматы работают неуверенно. Включили я дерную лампу…

Перевощенко поместили в антиперегрузочную камеру. Скорость звездолета может быть погашена всего на пять десятых. Корабль приземлиться не может. Состояние Крылова продолжает быстро ухудшаться. Решено готовить экспресс-информатор.

— Все готово. Крылов также в камере. Засыпает. Принимайте меры к получению нашей информации. Много интересного, неожиданного. Мне надо… Используйте любую возможность приземления. Люблю…

Больше Виктор Донцов, командир звездолета, так и не заговорил.

— Созываем Большую Ассамблею, — нарушил тягостную тишину Жубин.

Большая Ассамблея! Чрезвычайное событие на Земле. Ее созывают, когда возникают проблемы, затрагивающие все человечество.

Эллен Суперина и Ольга Доценко не без умысла потащили с собой мрачного Олега. Осматривая главный зал Высшего Совета Экономики и Планирования, где вот-вот должна была начаться Большая Ассамблея, женщины проявляли повышенное любопытство, то и дело обращаясь к Олегу с вопросами, хотя он так же, как и они, был здесь впервые. Эскалатор центрального прохода, широкого, точно улица, поднял их на верхний ярус. Отсюда зал был похож на гигантский развернутый веер. Лучи-проходы рассекали дуги рядов рабочих мест, собирались далеко внизу, а одной точке — овальном возвышении с трибуной и столом.

Зал быстро заполнялся. В сфероидах экранов присутствия, вмонтированных в овал стен, одно за другим появлялись изображения тех, кто был далеко отсюда. Приближалось начало заседания, и астронавты поспешили к своим местам.

Три человека, среди которых Олег узнал Председателя Высшего Совета, поднялись к столу президиума. Туда пригласили и Жубина.

Мало, очень мало времени имели участники Ассамблеи для подготовки. Внезапно возникшую задачу надо было решить правильно и срочно. Жубин говорил короткими, скупыми фразами и, как показалось Олегу, уж очень беспристрастно к возникшим разногласиям но поводу приземления «Победы».

Мягкая, удивительно спокойная рука легла на руку Олега. Он поднял голову и встретил сочувственный и в то же время осуждающий взгляд больших карих глаз Суперины: «Надо слушать».

Жубин отвечал на вопросы. Их было много. Жубин отвечал, а на демонстрационном экране появлялись чертежи лучевой установки и радиоволновой ракеты «Мгновение», похожей на головастика, звездная карта, исполосованная линиями и спиралями схемы решения — как приблизить «Победу».

Кто-то спросил:

— Как же можно использовать «Мгновение», если недавно сообщали, что на подготовку его к рейсу необходимо еще десять месяцев?

— Для планового рейса да, — ответил Жубин. — Для погони за «Победой» достаточно и четырех дней — на подготовку энергетического вещества.

Когда Жубин, отвечая на другие вопросы, назвал цифру, обозначающую необходимое количество энергии для лучевой установки, в зале ахнули. Стало тихо. Очень тихо. И в этой давящей тишине мрачнели лица людей. Потом седая сухонькая женщина в скромном темном костюме не то спросила, не то подумала вслух:

— И все же для Виктора Донцова нет спасения?

— Да. — Председатель Совета космонавтов опустил голову. — По тем данным, которыми мы располагаем в эту минуту.

Больше вопросов не было.

— Неуправляемый звездолет, — снова поднялся Председатель, — пройдет вне досягаемости существующих средств принудительного приземления. Есть два предложения, как приземлить «Победу», — послать в погоню новейшую ракету или применить луч — луч тяготения. Ракета есть, лучевой установки еще нет. И в том и в другом случае Донцов, находящийся вне защитной камеры, — обречен. Надо решать. Пусть сторонники вариантов скажут свое слово.

Георгий Павлович протянул руку к белой кнопке на столе, и шторы обособления, выдвинувшиеся откуда-то снизу, отгородили его от зала. Олег увидел через полупрозрачные стенки, как Гордеев поднялся во весь рост, а затем там, внутри, стало темно.