Звезды без глянца - страница 6
Был вечер пятницы моей первой рабочей недели, и я только что по ошибке соединила президента киностудии «Юниверсал» с экспедицией, но Скотт, слава Богу, ничего не заметил; судя по его хохоту, он погрузился в работу — просматривал новый рекламный ролик к фильму одной из своих клиенток.
— Эй, зайдите-ка сюда, посмотрите! — прокричал он.
Его дверь была открыта, мы с Ларой сняли свои наушники и, войдя к нему, уселись на подлокотники его кожаного дивана.
— Разве это не гениально, твою мать? — Скотт нажал кнопку на пульте и повернулся в своем кресле. Мы с Ларой посмотрели ролик.
Не гениально. И не бездарно. Одним словом, ничего особенного. Но главную роль в нем играла одна из самых важных клиенток Скотта, которая сидела на диете века. Она действительно прекрасно выглядела на широкой мультиплексной плазменной панели. Но вот пару дней назад, когда она появилась у нас в сопровождении стилиста с шестью пакетами из «Барниз», я смогла без особых усилий рассмотреть косточки на ее плечах прямо через свитер и заметить, что блондинистые прядки закрывали ее лицо совсем как у тех, кто страдает анорексией.
— Пополнение у анорексиков. — Лара закатила глаза.
— Зато выглядит как рок-звезда, — с завистью вздохнула Талита, еще одна ассистентка.
Скотт перемотал запись и поставил ее на паузу там, где эта актриса отжималась в майке.
— Здорово, а? — снова восхитился он, не обратив ни малейшего внимания на то, что я сказала: «Да, по-моему, очень мило. Уверена, фильм будет кассовый». Этих словечек я понахваталась из рекламных статей — «Вэрайети» и «Голливуд репортер» — изданий, которые приземляются каждое утро на каждом столе в этом городе и посвящены всему голливудскому, от фотографий суперзвезд на премьерах до обзоров кассовых сборов по стране. Так что я переняла киношный словарь так же быстро, как овладела искусством одеваться в черное.
— Ты только посмотри, какая грудь! — Скотт хлопнул себя по ляжке. — Лара, свяжись с ней.
Мы с Ларой вернулись за свои столы. Только я собралась сесть и обновить список обзвона, как зазвонил мой телефон.
— Это Элизабет? — спросил женский голос.
— Я слушаю.
— Это Виктория.
— Виктория? — Что за Виктория? Это что, новая Анжелина или Ума, которой не нужно называть фамилию, а я еще не успела прочесть о ней в газетах?
— Элизабет, я наблюдаю за тобой.
Хм… у меня уже есть поклонник. И как обычно — женщина.
— Да?
— Зайди, пожалуйста, ко мне в офис.
— Да, конечно…
— И желательно побыстрей. — И она повесила трубку.
Я посидела за столом еще секунду и огляделась. Кто это звонил? Все сидели с опущенными головами, как будто молились. Лара слушала телефонную беседу. Скотт говорил сморщенной актрисе, как охренительно смотрелся ее фильм. Еще одна из миллиона деталей, к которым мне предстояло привыкнуть здесь, — прослушивание телефонных разговоров. Это противоречило моим правилам, и я обычно так смущалась, что даже забывала, что должна записывать названия сценариев, имена актеров, разные мелочи — про рестораны и все прочее, чтобы Скотт мог преспокойно ковырять в носу, зная, что ему не надо ничего запоминать.
Лара жевала ручку и улыбалась. Скотт сидел, взгромоздив ноги на стол, и, болтая с актрисой, смотрел Эм-ти-ви. Но Виктории я нигде не видела. Я перегнулась через стол и решила порасспросить Талиту, сидевшую рядом.
— Талита, а кто такая Виктория?
— Виктория?
— Да, она только что позвонила мне и попросила зайти к ней, но я понятия не имею, кто она и где ее офис.
— Я так и знала.
— Да? — Интересно, что она знала — кто такая Виктория или что я балбеска?
— Ее офис вон там. — Она указала на дверь напротив нашей, откуда в мой первый день появлялась женщина с пучком.
— A-а, так это она! — Я поднялась и разгладила на брюках складки. — Понятно. Спасибо.
— Поверь мне, потом ты меня благодарить не будешь, — сказала Талита голосом, предвещающим недоброе.
— Элизабет, присаживайся, — сказала женщина и обнажила ряд мелких, ровных зубов. Она носила «Сен-Лоран», но с таким же успехом могла бы надеть и «Тэлботс» — одежда на ней выглядела мешковатой и мятой.
— Спасибо. — Я села на самый краешек кресла и украдкой огляделась. Скудная мебель и убогие изображения обнаженных тел, развешанные на стенах, создавали неуютную, мрачную атмосферу.