Звезды падают в небо - страница 26

– Местари Ильеррская?

– Я давно хотела попробовать управлять кораблем, – заметила негромко. – Вы же меня научите, капитан?

Хаальварн, к его чести, не только не побежал выяснять у местара, можно ли, но даже не взглянул мне за плечо. Вместо этого протянул руку.

– Пойдемте, местари.

Теперь на нас снова смотрели все, с той лишь поправкой, что на нас – это на меня и капитана, и признаться честно, это было куда приятнее. Я слушала его объяснения, запоминая, как ориентироваться в открытом океане, как швартоваться и как не сесть на мель, как происходит разворот, когда нужно поднимать паруса, когда лучше опустить и почему в свое время при создании флотилии отказались от весел и от гребцов. В случае полного штиля их заменяли иртханы из Восточной пустыни, одним из проявлений огня которых была способность управлять потоками воздуха.

Слушая все это, я почти забыла о своем пламени.

Неудивительно, потому что в груди больше не жгло, и к счастью. Когда капитан отступил, решительно шагнула к штурвалу.

– Корабль нужно чувствовать, – произнес он. – На время, пока ты на воде, становиться с ним единым целым.

– Совсем как с драконом во время призыва.

Хаальварн улыбнулся.

– Именно так.

Я улыбнулась в ответ, и когда штурвал лег мне в руки, почувствовала себя… свободной от всех условностей, от ненавистного мне отбора, даже от невозможности покинуть Даармарх по своей воле. Впереди, над гребнем дракона, справа и слева от его крыльев расстилался бескрайний простор океана, в моих руках, готовый отозваться по первому движению, был огромный корабль. Сейчас я действительно чувствовала его так, словно мы стали единым целым. Точно он был живым, и движение рук, как приказ, могло развернуть его в любую сторону.

– Поворачивайте чуть-чуть влево, местари Ильеррская.

«Чуть-чуть» оказалось отнюдь не таким простым, каким могло показаться, но и на слабость в руках я никогда не жаловалась. Когда дракон, то есть корабль чуть изменил курс, задохнулась от восторга.

Там, где небо в ослепительном сиянии солнца сливалось с водой, почти стирая тонкую нить горизонта, казалось, начинается новая жизнь.

Новая жизнь, забытая до этого дня.

Свободная жизнь.

– Куда мы сейчас плывем? – спросила я, но тут же взглянула на небо, вспоминая. – На Север?!

– Все верно, местари Ильеррская.

Капитан улыбнулся, а я вернулась к кораблю.

И к океану.

Сейчас мне даже начинало казаться, что штурвал едва различимо подрагивает в моих руках, и от этого ощущения были просто запредельные. Казалось, я могу разбежаться и взлететь, а потом парить в выбеленном от жара солнца небе, пока оно не сменится пронзительной синевой Севера.

– Непередаваемое чувство, правда?

Голос Даармархского, как арбалетный болт, вспорол воздух, в котором, если бы не таэрран, я, возможно, на самом деле могла бы парить. Сильные руки легли на штурвал, накрывая мои и разрушая очарование момента.

– Прошу прощения, местар. – Я вывернулась и поняла, что капитана на мостике уже нет.

Не скрывая разочарования, направилась к лестнице.

– Вернитесь, местари Ильеррская.

Это был приказ.

Пришлось вернуться, ступая по нагретому солнцем дереву.

– Вы что-то хотели, местар?

– Если ты не забыла, у нас свидание.

– Как я могу забыть, если вы постоянно мне об этом напоминаете.

Даармархский взглянул на меня.

– Мы не закончили разговор.

Действительно не закончили.

– Да, мы говорили про таэрран.

Руки дракона на штурвале сжались сильнее, тем не менее он процедил:

– Я не знаю ни одного случая, когда пламя прорвалось бы через таэрран. В истории Надорги был случай, когда правитель запечатал таэрран своего первенца, сына – заговорщика. Парня бросили в подземелье, но спустя несколько лет его сила возросла настолько, что печать отца оказалась слабее его пламени.

Я затаила дыхание.

– Однако преодолеть магию таэрран и вырваться из-под нее огонь все равно не мог. Поэтому сжег заговорщика. Изнутри.

Последние слова перебили дыхание окончательно.

Сжег изнутри?

Нет, это же…

– И его отец позволил этому случиться? – хрипло спросила я.

– Все произошло очень быстро. Огонь набирал силу постепенно, день за днем, а потом разом полыхнул. Никто не успел ничего сделать.