Звучанье тишины - страница 2

Луч солнца медленный, прохладный

И неожиданно густой

Преобразует вмиг

Громадный

Простор безжизненно-пустой.

Заметней, резче светотени,

Все больше света с высоты...

И пропадает ощущенье

Невыразимой пустоты:

Увидишь юркого варана,

У камня – выползень змеи

И вдавишь в четкий след джейрана

Следы тяжелые свои.

Молчанье древней черепашки

И клекот сытого орла,

И вдалеке, как тень монашки,

Темнеет черная скала...

* * *

Мне везет в пустынях Средней Азии:

Всюду попадаются оазисы!

Разве я когда-нибудь забуду

О своем бродячем ремесле?

Я сидел с погонщиком верблюдов

На зыбучем войлочном седле.

А самум над нами измывался...

Только он не страшен был для нас:

Шел верблюд в привычном ритме вальса...

А потом я пересел на КрАЗ.

Погостил я в юрте овцевода,

Будто шах в уюте и тепле.

Мне казашка подавала воду

В голосистой белой пиале.

И буровики, народ веселый,

Всем со мной делились, чем могли...

А ведь нам преподавали в школе,

Что пустыня – это край земли.

Но недавно встретился мудрец

С белою, как хлопок, бородою.

Он сказал, беседуя со мною:

- Ты ищи оазисы сердец...

* * *

Распетлялась дорога –

Поворот к повороту.

Нас в автобусе много,

А маршрут – на работу.

Мне окрестность знакома:

Все прошел-разглядел...

Председатель рудкома

Рядом плюхнулся-сел.

Рыхлый, потом оплывший,

Выдыхает:

- Жара!.. –

Он теперь просто «бывший»:

Переизбран вчера.

Был три года бессменный,

Но пошел «по кривой».

А проходчик отменный.

И решили – в забой.

Обращается снова

Царским тоном

Ко мне:

- Не пиши, брат,

Пустого.

Напиши о жаре! –

Я заказ принимаю,

Хоть не легче дышу.

Отвечаю-киваю:

- Уяснил. Напишу. –

И в забое прохладном,

Выдавая металл,

В упоенье отрадном

Эти строки искал.

А ребята шутили,

И божился мой Клим:

- Предрудкома сместили,

И жару – укротим!..

Старое письмо

...наш мастер сменный:

У него снежинки на висках,

Он без ног...

Такое, мама, вышло:

Мы вчера тащили по пескам

Всей бригадой буровую вышку –

Мир такого в практике не знал!

Только трактористы сплоховали:

Все случилось быстро, как обвал,-

Вышка покачнулась на отвале.

Видно, отскочить пытался он,

Да споткнулся – угодил под полоз...

Навалилось на него сто тонн,

Придавило чуть ли не по пояс!

Что могли мы?!

Душно до сих пор:

Утерев лицо свое рябое,

Он, как старший,

приказал

Топор

принести.

И я рубил живое!..

Только бы успели довезти...

Он лежит короткий как колода.

А погода, чтоб ее...

Прости:

До того нелетная погода!

На палатку сверху льется гуд –

Кажется, подмога прилетела.

А скучать здесь, мама, не дают:

Что ни день – то неотложней дело.

И приеду я бородачом,

Потерпи – дотянем до предгорий.

Парни возвращаются...

С врачом!!

Все. Пиши. Целую, твой Григорий.

* * *

Ты ничего не знаешь обо мне...

Я тут, где не знакома людям нега,

И странно так, как будто бы во сне,

На новогодье – ни крупинки снега.

Тут снег другой –

Каленые пески.

Песчинки, как снежинки, пролетают,

Да в темном небе звезды, как снежки,

Которые к рассвету все растают.

Ты ничего не знаешь обо мне...

Я строю мир рабочими руками,

Порой грущу по русской стороне,

Наполненной и смехом и снежками.

Полночный час.

Встречаем Новый год.

В палатке рай – окончена работа.

Снегурочка, конечно, не придет,

А Дед Мороз... во сне бормочет что-то...

Звучанье тишины

В забое шахты, в гробовом молчанье

Мезозойской теплой глубины,

Я долго слушал

Тишины звучанье —

Исповедальной, строгой тишины.

Вздымался вал затухшего прибоя,

За ним второй вставал ему вослед...

Мне чудилось:

Дышала грудь забоя

Спрессованностью миллионов лет.

А я лучом моей холодной лампы

Высвечивал в той несусветной мгле

И прах костей,

И след когтистой лапы —

Все, что прошло когда-то по земле.

Переливались искрами песчинки...

Я жадно слушал, лежа на боку.

И так хотелось быть простой травинкой,

Но наверху — на солнечном верху!

Стоять-качаться у тропинки к дому,

Глядеться в мир, где буйствует весна.

И светлым гимном вечному, живому

Торжественно

звучала тишина.

В чайхане

В самый раз – под холодный душ...

Но бригадный шумнул:

- А ну?! –

И оравой в тринадцать душ

Завалились мы в чайхану.

Духоты невидимка-волна

Тихо плещется между столов,

И гоняет чаи чайхана,

Изливается в сто потов.

- И-ех, Петрович! Надумал – чай,-

Пробурчал недовольный Клим.

А бригадный ему:

- Подмечай,

Вышибается клином клин... –