Звучат лишь письмена - страница 12

Заместитель председателя Географического общества А. В. Григорьев извещал П. К. Козлова о результатах первого знакомства специалистов с материалами, добытыми в Хара-Хото. По мнению профессоров университета и научных сотрудников Азиатского музея Академии наук, Хара-Хото является давно пропавшей столицей тангутского царства Си Ся, существовавшего в XI–XIV веках. 15 октября 1908 года на заседании Географического общества с докладами о находках из Хара-Хото выступили специалист по буддизму академик С. Ф. Ольденбург, китаевед А. И. Иванов и монголовед В. Л. Котвич. Они доложили, что найденные экспедицией бумажные ассигнации относятся к 1264–1295 годам, находки буддийских икон проливают свет на историю буддийского искусства в XII–XIII веках, а извлеченные из развалин рукописи, помимо китайского языка, написаны «на языке неведомом, по крайней мере прочесть их никто не умеет, хотя образцы письма и известны». В заключение А. В. Григорьев писал: «Ввиду важности совершенного открытия, Совет Географического общества уполномочил меня предложить Вам не углубляться в Сычуань, а вместо этого возвратиться в пустыню Гоби и дополнить исследование недр мертвого города. Не жалейте ни сил, ни времени, ни средств на дальнейшие раскопки».

Пришлось отказаться от поездки в Сычуань, в верховья великой Янцзы. Козлов принимает решение вместо предполагавшегося отдыха потратить два зимних месяца на изучение области восточного Тибета — Амдо, а затем, ранней весной двинуться в обратный путь к Хара-Хото.

В конце мая 1909 года, завершив исследования в Амдо и проделав огромный путь на север, караван П. К. Козлова вновь увидел вдали знакомые очертания стен и башен Хара-Хото. Экспедиция встала лагерем в северо-западном углу города. Мертвый город снова ожил.

Из письма П. К. Козлова секретарю Географического общества Л Л. Достоевскому:

«Хара-Хото, 29 мая 1909 года.

Милостивый государь Андрей Андреевич?

Двадцать второго мая (1909 г.) экспедиция прибыла в Хара-Хото и расположилась бивуаком внутри его исторических стен, на интересных развалинах. В наше годичное отсутствие из древнего города в него никто не заглядывал: его развалины выглядели в том же положении, в каком мы их оставили. Нетронутыми оказались и те предметы, извлеченные нами из-под обломков или мусора, которые мы оставили как ненужные.

Как и в первое пребывание, так и теперь, с приходом экспедиции Хара-Хото ожил: задвигались люди, застучали инструменты, по сухому воздуху полетела пыль.

За истекшую неделю нам удалось пополнить прежние, уже отправленные в Географическое общество археологические сборы. И в этот раз мы добыли и продолжаем добывать и письмена, между прочим и арабские, и денежные знаки и предметы культа и проч. На одном из выступов северной части крепостной стены мы натолкнулись на интересный храмик с глиняными, выкрашенными бурханами против входа и любопытными на стене картинами, к сожалению, картины приклеены к глине и воспользоваться ими не представляется возможным.

Не только мои спутники, но даже и туземцы прониклись интересом к раскопкам. Мы только и говорим о Хара-Хото: вечером о том, что найдено в течение истекшего дня, утром, что предстоит найти…

Время бежит быстро. После вечернего метеорологического наблюдения, которое проводится в 9 часов, мы быстро засыпаем. Просыпаемся чуть не с зарею и в сравнительной прохладе ведем свои работы. Днем отдыхаем, а то и пуще томимся от изнурительного жара, так как в тени воздух нагревается до 37° с лишком, а земная поверхность накаляется солнцем свыше 60 °C. Пыль или песок, поднимаемые горячим воздухом, положительно изнуряют. Но зато по утрам и вечерам мы дышим легко и свободно, чувствуя себя еще способными продолжать дальнейшие, дополнительные работы в Хара-Хото».

Раскопки шли полным ходом. Однако ничего нового и интересного не попадалось. Поэтому, пока большая партия монголов-торгоутов, нанятая П. К. Козловым для раскопок, продолжала работу в стенах Хара-Хото, Петр Кузьмич направил своих людей для обследования окрестностей мертвого города. Было решено вскрыть большой субурган высотой до 10 метров, состоявший из пьедестала, середины и конического полуразрушенного верха, попорченного то ли временем, то ли охотниками за сокровищами. Субурган стоял метрах в 400 от западной стены города, на правом берегу сухого русла.