Звучат лишь письмена - страница 47

«Вообще Солнце, Луна, пять планет… дурно повернувшись, вызывают в государстве скорби и несчастья… Когда случаются подобные несчастья с самим или другими, то для того чтобы отвратить их и довести до процветания благополучие, должно совершать эти священнодействия с магическим кругом святой матери планет… При устройстве магического круга прежде всего из земли и других материалов делают алтарь…»

«…Далее девяти планетам приносится в жертву еда, а именно: Солнцу подносится чашка вареного риса с рисовым отваром… Венере— чашка вареного риса с маслом, Марсу — чашка вареного риса с зеленым горошком… Сатурну подносится чашка поджаренных блинов…»

Существование культа планет в тангутском государстве, пантеон его божеств свидетельствуют о разностороннем влиянии китайской, тибетской, индийской и древних среднеазиатских культур на культуру тангутов, проживавших в сердце Азии, на стыке мировых торговых путей.

Перед Николаем Александровичем — интересные фрагменты чертежа струнного музыкального инструмента типа лютни, с указанием размеров каждой его детали. Он вспоминает, что тангуты издавна — считались музыкальным народом. В 1148 году известному в Си Ся музыканту Ли Юань-жу было поручено собрать и изучить все китайские книги по музыке с целью составить новый музыкальный трактат — «Новые гаммы». Когда работа была завершена, на ее основе был разработан музыкальный аккомпанемент придворных церемониалов. Современники отмечали, что музыка тангутов «была выразительной, манера игры чиста и строга». Не случайно сам грозный Чингисхан, после того как его провозгласили императором, повелел исполнять во — время церемониалов музыку тангутскую.

Отыскать «Новые гаммы» среди тангутских книг Николаю Александровичу не удалось. Жаль, что не сохранилось и описание чжурчжэньского государства, которое составили тангутские послы. О существовании такой книги тоже сообщают китайские источники. С горечью думал он и о том, что нет у нас тангутских исторических сочинений. Говорят, покойный китайский ученый Ван Го-вэй видел историю Ся на тангутском языке в Сычуани, но купить не успел, она куда-то исчезла. А ведь китайские авторы сообщают, что тангуты не раз составляли историю своей страны.

Надо приняться за «Измененный и заново утвержденный кодекс законов лет Небесного процветания». Чтение его крайне затруднено. Николай Александрович уже не пытался расшифровать некоторые статьи законов. Однако даже отрывочные сведения дают много нового для изучения хозяйства страны и деятельности государственных учреждений Ся.

Каким было тангутское государство? Из китайских источников ясно, что население его занималось скотоводством и земледелием. Почти повсюду землю нужно было поливать, поэтому тангуты создали разветвленную ирригационную систему. Землю пахали деревянной сохой с железным сошником, в которую впрягали быков. Николай Александрович вспоминал сцену пахоты, изображенную на одной из буддийских гравюр. Железный сошник из Хара-Хото хранится в Эрмитаже. Тангуты были и неплохими ремесленниками. Они изготовляли отличные сукна, добывали асбест, соль, плавили металл и ковали отличные мечи. Орудия ремесленного производства, ткани, керамика, предметы буддийского культа можно увидеть в залах Эрмитажа. Работа в Эрмитаже лишний раз убеждала Невского в необходимости комплексного изучения всех памятников Хара-Хото.

…Вчера к Николаю Александровичу приходил сотрудник Эрмитажа Всеволод Николаевич Казин советоваться относительно устройства выставки материалов из Хара-Хото к Международному конгрессу по иранскому искусству.

Этот высокий полный молодой человек, одетый несколько небрежно, внушал невольное уважение своими энциклопедическими познаниями истории и истории искусства.

Василий Михайлович Алексеев рассказывал Невскому, что Казин, сын видного инженера, стал китаеведом против воли отца. Увлечение Китаем поссорило его с семьей. Работал он страстно, самозабвенно и был исключительно требователен и даже придирчив к себе. Василий Михайлович не раз говорил, что этот несколько странный человек — один из талантливых его учеников. Николай Александрович знал, что подлинная страсть Казина — история монголов. Он мечтал перевести и издать «Сокровенное сказание». Только в связи с этим он и занялся историей Хара-Хото.