Звуки родного двора - страница 15

Ее разбудил давно молчавший дверной звонок. В дверях стояла Даша. Исхудавшая от мелких укусов повседневности, она с грустью в голосе заявила, что уходит от мужа, правда, не знала куда, видимо, пришла за советом. Выпив чашечку кофе, приготовленную волшебными руками бабы Вари, Даша поведала хозяйке о своих неожиданных семейных приключениях:

– Демьян-то мой, так и не дождавшись Жоры-соседа, привел в дом неизвестных мужиков. Те обещали за короткий срок облицевать подвал плиткой. На первый взгляд они мне приглянулись. Все трое на вид приличные люди. На работу приходили исправно. Вот только я никак в голову не могла взять, как это у них так получается, что от всех трех пахнет «Шипром»! Надо же, думаю, какие аккуратные! Следят за собой, не босяки какие-то с улицы… В подвал-то не захожу, вроде как Демьян с ними. И что же вы думаете? Вчера спустилась и ахнула… Вся плитка, дорогая, чешская, купленная на деньги, которые отрывала от детей, разбита вдребезги, а в подвале гора флаконов из-под «Шипра». Они, оказывается, этот одеколон не на себя расходовали, а вовнутрь потребляли. Я жуткий скандал подняла. Уж не помню, что кричала и как кричала. Один из них спрятался в огороде, другой сел в свой старенький «Запорожец» и укатил со скоростью света, а третий… Господи… жизнь, считай, прожила, а такого сроду не видела, бежал за «Запорожцем» с той же скоростью. Кинулась искать Демьяна, а он последние деньги из дому унес и до сих пор не объявился. Вот такие дела… – закончила свою исповедь Даша.

Баба Варя, уставшая от разлуки и растревоженная болью Даши, печально смотрела в полураскрытое окно. Картина перед ее взором под натиском осени желтела, старела с каждым днем, как и лицо Даши от обид за порушенную жизнь, от помоев несправедливости.

А где-то там, высоко-высоко, голубели пространства Вселенной, где-то жила бледнеющая с каждым днем радуга надежд. Ей бы, Дашке, туда, где дышали негой облака. Ей бы вдохнуть глоток свежего воздуха и попросить у царства небесного чуточку праздника – радости, именуемой бабьим счастьем.

– Знаешь что, дорогая?! Сейчас же вернешься домой, заберешь детей и – ко мне. Будешь жить столько, сколько надо… И мне веселей, а то ведь тоска-то одной, замурованной в стены, – неожиданно заявила баба Варя.

– Да ну, что вы. Это невозможно. Детям-то в школу.

– Все возможно. Доберутся на маршрутке, – отрезала баба Варя.

Даша рассеянно закрыла за собой дверь. Она не пришла ни через день, ни через два, ни через месяц. Но все эти дни исправно заходила Маша. От нее баба Варя узнала, что к Демьяну пришло пробуждение. К каждому человеку оно приходит по-своему, у каждого свой путь к спасению. К Демьяну пришло через религию. Привели его в очередной раз к бабке, а та не настойки пить предложила, как это делали все до нее, а подарила икону, напомнила о корнях христианских и указала дорогу к храму.

– Какая еще дорога к храму? – удивилась баба Варя. – С 64 года в городе служба в церкви не ведется, да и сам храм приспособили под различные кружки для Дома пионеров.

– Уж четверть века с тех пор прошла… Мы другие стали, соскучились по вере!.. – убеждала Маша бабу Варю, пропагандируя при этом духовность, хотя в доме Токмазовых эти человеческие ценности всегда были в избытке.

– Да ты меня не уговаривай, а скажи лучше, где Демьян-то нашел дорогу к храму? – в упор спросила баба Варя гостью.

– В своей душе он проложил дорогу к храму, – тихим, кротким голосом ответила Маша – Икону, которую подарила сотворившая чудо старушка, Демьян поместил в углу своей спальни. Каждое утро и по вечерам Демьян стоит на коленях перед иконой, раскаивается о содеянном, просит о прощении грехов… И глубоко убежден, что его грехи входят в категорию прощаемых:

– Полстраны пьет, – считает Демьян. – Если всех не прощать, так это что же получится: страна вообще без мужиков останется?

И, по всей видимости, Бог его заметил. Вчера заехала к Даше – своим глазам не поверила: Демьян изменился, совсем другим стал: настоящим мужиком – опорой семьи. Перемены в доме большие. Позавидовала я белой завистью. Взяла адрес старушки. Завтра своего повезу, чем черт не шутит, – не по-христиански резюмировала Маша.