Чужая память

  На следующем повороте он чуть не влетел в повозку торговца капустой и поцарапал Чалому грудь. Недотепа-пахарь размахивал руками, словно ветряная мельница, и громко обещал подкараулить ночью в исключительно теплом месте.

  Бербедж знал цену чужим словам. Его бесшабашность, фанфаронское щегольство и нахальство помнил весь Лондон, но после каждой театральной премьеры ростовщики прощали ему долги с одним лишь условием. Они могли прилюдно, именно прилюдно сказать, что простили, простили долги Бербеджу - любимцу плебейской толпы и избранной знати, брошенных беременных кухарок и их рогатых мужей, оплеванному и великому, желанному и нищему, презренному и восхитительному, актеришке и владельцу театра "Глобус", единственного театра столицы Великих Бриттов.