Мы встретимся на горе Арафат

Коридор тёмен, только в самом конце его истеричной бабочкой пульсирует люминесцентная лампа. Прерывистое жужжание то сильней, то слабей, блики света прокатываются по дверям дортуаров с обеих сторон. За дверями — продолговатые спальни, каждая на двух человек, и на каждой кровати — тело, как кокон, стиснутое твёрдыми слюдяными чешуйками. Такие же тела — на полу. Хорошо ещё нет запаха тления. Зато обжигает горло и ноздри едкой щёлочью дезинфекции. Правда, Яннер знает, что это никакая не дезинфекция, просто так на последней, летальной стадии пахнет чума.

Всё же ему немного не по себе. Воспоминания до сих пор прошибают его приступами горячего страха. Ему, видимо, уже никогда не забыть, как он очнулся ночью, будто услышав слабый, но явственный зов, как осознал, что не в силах противиться этому таинственному влечению, как, плохо соображая, что делает, тихонечко выскользнул из дортуара, как крался на цыпочках к школьному карцеру по затенённому хозяйственному тупичку, как у него чуть не лопнуло сердце, когда показалось, что с лестницы, ведущей на второй, учебный, этаж донёсся невнятный звук, как он всё же преодолел себя и двинулся дальше, как вытащил шплинт, фиксирующий петли засова, как осторожно, чтобы не дай бог не заскрежетало, миллиметр за миллиметром, отодвигал сам засов, как, обмирая, приоткрыл тяжёлую дверь и как узрел фемину, напряжённо застывшую посередине тесного карцера. И как потом, уже в дортуаре, его встретили тёмные, распахнутые от ужаса глаза Петки.