Полторы сосульки
В своих рассказах автор продолжает исследование своей излюбленной темы: человек в движущемся, изменяющемся мире.
СОДЕРЖАНИЕ:
Эхо времени:
Фантастическая гравюра — с. 5–20,
Сиреневый туман — с. 21–37,
Эхо — с. 38–51,
Хомо авиенс — с. 52–70,
А она уходила… — с. 71–85.
Ищу себя:
Авария — с. 87–97,
Я + я — с. 98–116,
Ищу себя — с. 117–143,
Полторы сосульки — с. 144–165,
На углу Митрофаньевской улицы — с. 166–178,
Эринния — с. 179–200.
Прежде всего, она не была гравюрой, как это понимают специалисты, хотя именно под этим названием и приобрела свою популярность. То есть, я хочу сказать, она не была оттиснута с деревянного или любого другого клише — ее писали самостоятельно, в классической манере короткого мазка, с виртуозной отработкой фона. А гладкая, без единого следа кисти поверхность ее еще больше, чем даже сочные неожиданные краски, напоминала лубок или литографию.
Оговорюсь заранее: я никогда не причислял себя не только к специалистам, но даже просто к ревностным любителям живописи. Я знал единственную классификацию: картины приличные — и мура. Да и ценность их представлялась мне в виде некой странной рифмованной последовательности: след, свет, сюжет, портрет. След должен оставаться в моей душе, тут все ясно. Свет… Ну, это свет. Например, в полотнах обоих Рерихов и Рокуэлла Кента. С сюжетом сложнее, просто так не объяснишь. Я не люблю натюрмортов, в картине, на мой взгляд, обязательно должно что-то происходить. Пусть там воюют, целуются или возносятся на небо. В крайнем случае, пусть ничего не делают, но живут — ведь именно так получаются портреты, а человеческие лица безусловно приятнее бессмысленных упражнений с предметами. Вот хотя бы… Впрочем, мне все равно никто не поверит. Лучше уж пользоваться общепризнанным эталоном — улыбкой Джоконды.