Rigor mortis

— Сегодня он не приходил в себя, — сказал Карим. Помолчал и добавил: — Теперь уже скоро. Не сегодня-завтра. Держись.

Габриэлян кивнул, пожал на прощание Кариму руку. Закрыл дверь.

Он не собирался «держаться», потому что никуда не падал. Дед сегодня еще на шаг подошел к смерти, но от этого Габриэлян нисколько не чувствовал себя хуже. Вот пару недель назад пожелание было весьма в жилу: деда словно раскупорило, и спать он внуку не давал. Казалось, едва Габриэлян закрывал глаза, как раздавалось хриплое: «Са-а-ша-а! Я обосрался!».

Сашей звали его старшего сына, умершего совсем молодым, когда мама была еще девочкой. Призыв, санвойска, орор. Когда дед потерял связь с реальностью, начал называть Габриэляна Сашей. Интересно, почему. Пока был в сознании, вспоминал о сыне очень редко. Габриэлян добрался до старого семейного альбома — цифровые архивы сгорели, но прабабушка не верила в цифру и распечатывала снимки. Саша был коренастым, русым, курносым — похожим на бабушку и на свою младшую сестру. Габриэлян удался в отца: темные волосы, прямой нос, карие глаза. Светло-карие. Почти жёлтые. Ничего общего с незнакомым ему дядей.