Щели в перроне

Первую свою прозу я начал писать, когда мне было лет десять, на станции Зима. Бумаги не хватало, и свой первый роман я намазюкал между строками двухтомника Маркса — Энгельса, который впоследствии, к сожалению, пропал в Москве при переезде с Четвертой Мещанской на Средний Переяславский.

То была романтическая компиляция из «Железного потока» Серафимовича, «Кочубея» и «Над Кубанью» Первенцева, «Хмурого утра» Алексея Толстого, из кинофильмов «Александр Пархоменко», «Котовский» и зачитанной мной до дыр «Истории гражданской войны».

Тогда я, конечно, и не подозревал — насколько она фальсифицирована. Я был романтичес-ким мальчишкой, красным-красным Мальчишем-Кибальчишем, и страшный смысл словосоче-тания «гражданская война» тогда до меня не доходил. Затем я полностью перешел на стихи, но меня всегда тянуло к прозе. Да и в стихах мне всегда нравилась сюжетность, балладность, документальность. Кто бы ни сказал первый, что поэзия — это то, что нельзя высказать прозой, это неправда. Проза может быть ничуть не менее поэтичной, чем сама поэзия, а настоящая поэзия не менее содержательна, чем проза.