В конце аллеи...

Приноровиться к новым деньгам бабка Матрена так и не сумела. С годами вроде уяснила суть перемены — десять к одному, но стоило ей зайти в лавку, как все вылетало из головы и брало старуху опасение, что хроменькая Нюрка непременно ее облапошит, потому что много зим проходила в школу и цифры лузгала словно семечки. Прежние деньги помнились Матрене лихими: и цифрами и бумажками — сколько поотдавала на займы и налоги, — а новые, хоть и не уступали отмененным в покупательной силе, смотрелись какими-то куцыми, торопливыми — так легко выпархивали они из старушечьих рук.

Дед Ипполит, трескучий пустобрех и скорый на всякие затеи, каждую бумажку нарек птичьими кличками — непонятно, с какой стати взбрело это ему в голову, но сам он утверждал, что все ложится в цвет: рубль — воробей, пятерка — синица, червонец — снегирь. И пользовался только этими дурацкими прозвищами, еще больше запутывая бабку, подбавляя смущения и неловкости, — поди запомни, какую бумажку как кличут и сколько стоит она на самом деле.