13 черных кошек и другие истории - страница 13

Тик-так… тик-так…

Все громче и громче. По мере того как отмирал и отлетал грохот, тиканье становилось явственней.

Левой рукой я ухватился за мохнатую от пыли балку. В темноте она была такая теплая и родная. Она еще хранила тепло августовского солнца и света. Она была твердая и прочная. Как на земле. За нее хорошо было держаться. Под рукой что-то действительно основательное, твердое и прочное.

Тик-так… тик-так…

Я наверняка знал, что на чердаке, кроме меня, никого не могло — быть. Это — мой пост. Я напрягал зрение, стараясь что-либо разглядеть в темноте. В глазах роились зеленые и оранжевые разводы. Ничего. Никого. Только: тик-так…

— Кто там? — крикнул я.

Быть может, я крикнул. Нет, я не смог крикнуть. Своего хриплого голоса я не узнал.

Никто не отозвался. Только по-прежнему неуклонно и бесперебойно раздавалось равномерное металлическое тиканье. Оно не усиливалось и не утихало. Оно раздавалось монотонно и бесстрастно.

Вы знаете, что такое — смотреть в темноту? В то место, где ничего не видно? Туда, откуда каждый миг прямо в лицо может брякнуть удар… или крик… или ослепительная вспышка… или не знаю что…

Мне казалось, что я слышу дыхание там, впереди, в кромешной тьме. Кто-то дышал там. И, наверно, прислушивался к моему дыханию.

Или у меня шумело в ушах?

Я судорожно сглотнул слюну — и это получилось так громко, что — было слышно на всем чердаке.

Я спросил — на этот раз шепотом:

— Кто там?

И вдруг заметил, что правая моя нога так и застыла, приподнятая. Сейчас она сама, непроизвольно, опустилась на мягкий настил из песка и кирпичной пыли.

В руке у меня были только клещи для зажигалок. И больше ничего. Да перочинный ножик в кармане.

И опять никто не отозвался мне.

Тик-так…

Тот, у кого стучали часы, слышал мое дыхание и то, как гулко, на весь чердак, колотилось у меня сердце. Он слышал, но стоял и выжидал. И от этого было еще страшнее.

Мерзкое, липкое, мохнатое чувство страха! Страх прошелся по моей спине. Страх был холодный. Он прошелся по спине, щекотнул лопатки, взобрался до воротника, а потом неведомым путем обвеял лоб, скользнул вниз по груди и спрятался неспокойным колючим шаром в животе. И затем оттуда еще раз прошелся по всему моему скрюченному телу.

И еще раз — не я, а кто-то другой во мне, — нашел силу прохрипеть в темноту:

— Кто там?

Заработали зенитки. Дом задрожал. Где-то звякнуло стекло. Замерцало впереди слуховое окно — это воткнулись в фиолетовое небо голубые стрелы прожекторов. Глухо раскололся вдали залп дальнобойных зениток, и в вышине с прерывистым шорохом и таинственным переливом промчались новые снаряды.

Это было обычное. Я облизнул пересохшие губы. В трепетном отсвете заколыхались темный нависший скат крыши и мрачные переплетения балок. Конечно же, впереди никого, совсем никого не было.

Но тиканье осталось. Тик-так. Грохотали зенитки. Тик-так. Проносились снаряды и летели осколки. Тик-так. Я слышал это тиканье. Теперь я слышал. Даже, наверное, не слышал, а чувствовал. Оно, тиканье, было, черт его побери!

И — внезапная мысль: это тикала адская машина. Это она тикала. Или — бомба замедленного действия. Все еще держась за бархатистую балку, я наклонился — тиканье стало слышнее. Я знал их, эти адские машины: в свои четырнадцать лет я немало прочел завлекательных книжек. Адские машины подсовывают диверсанты и шпионы. Сейчас, в военное время, они, говорят, кишмя кишат на улицах. Один из них пробрался сюда. Кончится воздушная тревога, настанет утро, все вернутся из бомбоубежища домой, и в это время часовой механизм надавит взрыватель, сработает детонатор — взрыв! — и весь наш дом полетит вверх тормашками. А может, механизм сработает не утром, а через час? А может, через пять минут?

Тик-так…

А если через секунду?

И опять под рубашкой завозилось пузыристое и лохматое. Бежать. С чердака. Подальше. Нельзя здесь оставаться. Может, она и в самом деле взорвется через секунду.

А пост?

Тик-так…

Уйди. С тебя спросу мало. И никто не узнает. Да и дом только трехэтажный. И в нем сейчас никого нет. Он пуст. Все в бомбоубежище. Все там спрятались. Спасаются. Уйди. Убеги. Подальше. Дальше, как можно дальше. Вообще.