1863 - страница 26
Рашель машинально прикрыла рыбу тарелкой, потом устыдилась, убрала тарелку и спросила:
— Может, графиня Радзивилл хочет попробовать?
— Ну если только маленький кусочек, совсем маленький, — процедила Леонора сквозь зубы. — Спасибо, Рашель! — Она жевала рыбу передними зубами и произносила слова, как на сцене, глядя перед собой: — Сумасшедший русский опять не дал сегодня спать.
— Кто, Бакунин? — Анет с любопытством поправила пенсне, зная, что нужно только потянуть за ниточку, и Леонора начнет рассказывать.
— Вчера у меня страшно болела голова, — Леонора вздыхала после каждого слова, будто подбирала слова. — Я всю ночь не могла глаз сомкнуть. Под утро, задремав, я услышала сквозь сон голоса. Просыпаюсь — за стеной орет русский, кидается тарелками, швыряет стулья, кричит Ядвиге, что задушит ее.
— У нее же в последнее время никого не было, — отозвалась Рашель.
— А Мишель? — Анет сверкала глазами из-за стекол пенсне.
— В хорошенькое общество привел меня Ян. — Леонора вытянула длинную тонкую шею и облизнулась. Ее глаза, как у старой птицы, глядели на кастрюли и что-то искали. — Живут точно цыгане, а изображают из себя святых, якобы хотят спасти человека… Я больше здесь не останусь… Довольно жертвовать собой… Я из рода Радзивиллов, я не могу три раза в день здороваться с Сибиллой, женой Гесса, которую тот взял из публичного дома.
— А жена Мишеля, Маргарита, молчала? — спросила Рашель.
— Она что, лучше? — Леонора надула губы.
— Не так громко, Маргарита здесь. — Анет дернула Леонору за пелерину.
Леонора заморгала и испуганно посмотрела на Маргариту, однако набралась смелости и прошептала:
— Я всегда готова говорить правду.
В двери стояла нарядная Ядвига. Увидев, что ни у стола, ни у плиты нет места, она принялась крутиться среди женщин. То пошутит, то расскажет анекдот, и, когда она уже собралась уходить, Маргарита преградила ей путь:
— Если ты не отстанешь от моего Мишеля, я тебе выцарапаю глаза!
Ядвига побледнела, увидела, как женщины отставляют в стороны кастрюли, шагнула вперед и тут же ответила:
— Да кому он нужен!
— Тебе!
— Это ложь!
Из всех углов кухни смотрели любопытные глаза, ожидая продолжения скандала.
— Ложь, не ложь! — закричала Маргарита. — Но если я тебя еще раз встречу вместе с ним…
— То что будет? — Маленькая Ядвига придвинулась ближе, ее красивое личико разрумянилось.
— Будет нехорошо!
— Посмотрим!
— Что случилось, Маргарита, что ты кричишь? — Появился Мишель в черной рубашке с бахромой. Маргарита опустила голову, поникла и вернулась к плите. Ядвига вышла, за ней Мишель, и на кухне повисла тяжелая тишина.
Поздним вечером Мордхе с Терезой пришли в коммуну.
За приставленными друг к другу столами, тянувшимися через длинный зал, сидели больше тридцати человек. Среди них были Гесс с Сибиллой, Норвид, Шодна, Кагане, Бакунин с женой, диктатор с Леонорой. Уже произнесли первый тост, все стали двигать стулья.
Почти никто не заметил, как Мордхе с Терезой подсели к столу, над которым глядел со стены Костюшко.
Веселая компания молодежи собралась вокруг Норвида, Гесса и Бакунина. Они подшучивали над Леонорой, учившей диктатора хорошим манерам, и бросали любопытные взгляды на мадам Бакунину — молоденькую миниатюрную польку с каре светлых волос, покачивавшихся колокольчиком.
Полька стояла в окружении молодых людей, смеялась наигранно, по-детски, и на ее еще совсем молодом лице виднелись печаль и злоба. Среди молодых людей выделялся светловолосый атлет с моноклем. Он то и дело наклонялся к женщине, то ли чтобы шепнуть ей что-то, то ли просто чтобы обнять ее.
Бакунин, тоже высокий и широкоплечий, отодвинул бокал с вином и хотел было выйти из-за стола, но, услышав щебетанье жены за своей спиной, остался сидеть.
— Я вам завидую, граф Грабовский, что вы едете сейчас в Польшу.
— Едемте вместе, пани Ядвига.
— Вам будет открыт в Польше каждый дом, самые красивые женщины откроют вам двери…
— Как же самые красивые, пани Ядвига, если вы остаетесь здесь?
Бакунин, больше не в силах это слушать, допил вино и поднялся из-за стола. Он подошел к жене, не обращая ни на кого внимания. Рядом с ним она выглядела такой маленькой, словно лошадь рядом со слоном. Он обнял жену и рассмеялся беззубым ртом: