1940-Счастливый год Сталина - страница 39

В 1939 г. один из лучших джазовых трубачей Европы Эдди Роз- нер бежал от нацизма в оккупированную советскими войсками часть Польши. Рознер вырос там в полько-еврейской семье, там же обучался музыке и играл в знаменитом джаз-ансамбле «Weintraubs Syncopators». Берлин он покинул в 1933 г. До 1938 г. музыкант га­стролировал со своим ансамблем по европейским столицам. Запад­ная Белоруссия оказалась последним пристанищем Рознера в его скитаниях, там ему, можно сказать, повезло, т. к. Первый секретарь Коммунистической партии Белоруссии оказался большим поклон­ником джаза, он-то и «открыл» музыканта.

Отныне его оркестр, впоследствии самый высокооплачиваемый джаз-оркестр Советского Союза, непрерывно находился на гастро­лях. За концертами в Москве и Ленинграде, которые с восторгом встречались всеми, включая Сталина и Димитрова, последовали по­ездки по всей стране. После начала войны оркестр эвакуировали из Киева и подчинили Министреству обороны. «Благодаря Рознеру советский свинг достиг своего наивысшего развития... После войны положение Рознера в корне изменилось... Он все больше ощущал на себе давление официальной культурной политики, в то же время по­пытки приспособиться к культурно-политическим веяниям оттол­кнули от него некоторую часть публики». Попытки Рознера выехать из страны изгнания не увенчались успехом. 27 ноября 1946 г. его аре­стовали во Львове и приговорили к десяти годам лагерей. К счастью, коменданту лагеря имя Рознера оказалось знакомо и он разрешил ему организовать квартет для развлечения охранников. С тех пор на­чались выступления музыкантов в северо-восточной части архипела­га ГУЛАГ. Через год после смерти Сталина Рознер был освобожден из лагеря[155].

Однажды Бухарин описал неразрешимую проблему Сталина в обращении со своими «единомышленниками». Сталин, писал он, несчастлив оттого, «что он не может никого, в том числе себя само­го, убедить, что он самый большой человек. Это его несчастье; воз­можно, это... его единственная человеческая черта. Но его реакция на свое "несчастье" не человечна — она почти дьявольская; он не может поступать по-другому, он обязательно должен мстить другим, и осо­бенно тем, кто в чем-то лучше или способнее его...»[156]

СЕНТЯБРЬ - НАРОДНЫЙ КОНТРОЛЬ

Каждый советский человек — чекист.

Анастас Микоян (1937 г.)

В мае 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение об усиле­нии социалистического «народного контроля». Во исполнение этого решения 6 сентября 1940 г. был образован соответствующий народ­ный комиссариат. Этот шаг представлял собой очередную безуспеш­ную попытку разобраться в нескончаемой путанице хозяйственных связей и выбраться из тупиков экономики.

2 марта член Политбюро А. А. Андреев писал Сталину о ходе хле­бозаготовок в Сибири. В письменном докладе говорилось о том, что местные руководители с января фактически свернули хлебозаготов­ки и ничего не сделали для подготовки к посевной кампании, хотя в областях Сибири было достаточно зерна. Ввиду сложившегося по­ложения собрали всех председателей колхозов, сельсоветов и секре­тарей первичных партийных организаций. Их обязали провести про­верку в каждом колхозе, где были созданы «незаконные» фонды, и организовать сдачу излишков хлеба государству. Многие колхозы, не выполнившие план хлебозаготовок, оставляли хлеб у крестьян. Для решения задачи мобилизовали комсомольцев и направили в село партийных активистов[157].

Принятые оргмеры, докладывал из Барнаула Сталину и Микояну Андреев в письме от 7 марта 1940 г., дали свои результаты. За первую пятидневку с начала кампании было «заготовлено» больше хлеба, чем за весь январь. «Будем нажимать дальше» — заверял руководство Андреев, так как скоро предстоят весенние полевые работы. Настало \ время, подчеркивал секретарь ЦК, «пересмотреть в колхозах устарев- j шие нормы выработки, установленные семь лет назад наркомземом. | Необходимо, наконец, покончить с разгильдяйством в организацион­ной области»[158].

На бытовом уровне хозяйственные неурядицы выглядели следу­ющим образом: «Лето 1940 г. Проложенный вдоль стены водопровод дал течь под раковиной. На полу образовалась лужа... Я спустилась вниз, в подвал, к нашей домоуправительнице Лозовской. Если не от­ремонтировать трубу, то скоро вода просочится вниз... Напишите за­явление в домоуправление нашего райсовета, — был ее совет». Заяв­ление в домоуправление означало ожидание в течение трех-четырех месяцев. Чтобы избежать этой волокиты, Женя Квитнер пошла к проживавшему по соседству слесарю, который немного «подрабаты­вал» сантехником. Оплата производилась натурой, ценными вещами и лишь иногда деньгами. Женя прихватила с собой вещи арестован­ного в 1938 г. мужа Франца Квитнера. «Слесарь высокомерным то­ном сказал: "Лиза, возьми тряпки. Я померяю, когда будет время!" ...Окрыленная, я поспешила домой. Он, конечно, не пришел». В один прекрасный день Фрол Кузьмич все же позвонил. Поставил в сто­рону свой ящик с инструментами, выпил, закусил и ушел, качаясь, но даже не взглянул на прохудившуюся трубу. Протечку в квартире приходилось затыкать тряпками. «Потом, когда стало совсем худо, Лозовская прислала-таки на дом аварийную ремонтную бригаду из райсовета... Зимой 1940-1941 г. меня вызвали к Председателю КПА в "Люкс"... С мрачным выражением лица Коилениг сообщил мне, что, невзирая на ходатайство Димитрова в НКВД, моего мужа уже нет в живых»'