1940-Счастливый год Сталина - страница 56

Вернер Хирш не смог пережить ожидание выдачи нацистам в Бу­тырке, этот «шабаш ведьм»[236], как его метко охарактеризовал Алек­сандр Вайсберг-Цыбульский. Хирш, близкий сподвижник Эрнста

Тельмана, был арестован вместе с Председателем ЦК КПГ и через год выпущен из концлагеря на свободу. В 1935 г. началась проверка рядов КПГ, Хирш в это время уже находился в Москве, в 1936 г. им занялся НКВД. В ноябре 1937 г. за принадлежность к вымышленной «Организации Волленберга»[237] он был приговорен к десяти годам ли­шения свободы Военной коллегией Верховного суда СССР. Во время заключения на Соловецких островах объявил голодовку. Последним этапом в его жизни была Бутырская тюрьма, где в ожидании выдачи в руки нацистов Хирш умер «от сердечной недостаточности»[238].

Как явствует из материалов визита В. М. Молотова в Берлин от 11 ноября 1940 г., возвращение арестованных в Советском Союзе подданых Германского рейха, а также находившихся на советской территории этничесих немцев (фольксдойче) из числа бывших поль­ских граждан «все еще встречает большие трудности со стороны Со­ветского правительства». «Правительство Советского Союза заявило о своей готовности выслать из Советского Союза находящихся в со­ветских тюрьмах немецких подданных рейха. Начавшаяся успешно акция по высылке в марте 1940 г. полностью остановилась. Шаги, предпринятые германским посольством в Москве, результатов не дали. Согласно заметкам наркоминдела СССР от 18.10.1940 г., 128 из общего числа 400 затребованных рейхсдойче пока не были най­дены. В интересах еще не обнаруженных лиц было бы максимальное ускорение поисковых акций и затем их освобождение»[239]. В1941 г. это доказательство «враждебного отношения Советов к рейху» играло чрезвычайно большую роль[240].

Некоторые эмигранты, которых не удерживали в Советском Со­юзе политические убеждения, сами подавали заявления на выезд из СССР в Германию, по ним лишь после долгой проверки часто прини­мались положительные решения. Йозеф Геббельс с лихвой исполь­зовал тему немецких политэмигрантов в своих выступлениях после нападения на Советский Союз, чтобы в хвалебном тоне преподне­сти «приказ фюрера германскому вермахту о выступлении в ночь на 22 июня как всемирно-историческое событие»: «Вскоре после нашей национал-социалистической революци ряд бежавших из Германии политических преступников — коммунистов — вернулись домой в рейх и добровольно предстали перед судом, объяснив свой шаг тем, что лучше отбывать немецкую каторгу, чем жить в так называемом Советском Союзе как так называемые свободные граждане»[241].

Те, кому удавалось выехать из СССР, обращались через немецкое посольство к советскому руководству с просьбой выдать им остав­шиеся в стране личные вещи. Австрийский инженер по технике литья под давлением Бруно Закс после отпуска, проведенного в 1931 г. СССР, подал заявление на работу в экспериментальной лабо­ратории по проектированию и конструированию дизельных двигате­лей. В 1937 г. его и руководителя лаборатории, немца, арестовали. На них донес соотечественник, работавший тайным осведомителем на НКВД[242].25 июля 1937 г. Николай Ежов подписал приказ о проведе­нии операции НКВД против занятых в оборонной промышленности иностранцев. Эти австриец и немец якобы входили в группу шпионов и диверсантов, перед которыми стояла задача саботировать развитие советской автомобильной промышленности. 29 декабря 1937 г. Бру­но Закс был приговорен к высылке. Когда настало время отъезда за границу, Австрия уже не существовала. В апреле 1938 г. после прибы­тия в Вену Закс направил в Советский Союз просьбу о возвращении своей собственности, так как в приговоре суда ничего не говорилось о конфискации имущества.

В числе принадлежавших ему предметов находились автомобиль марки «шевроле», чемодан с личными вещами и пишущая машин­ка марки «ундервуд». Бруно Закс хотел вернуть только пишущую машинку[243]. 7 марта 1939 г. соответствующий запрос был направ­лен в Бутырку. Поиски одного из «вещественных доказательств» начались. Министерство иностранных дел переправило запрос в НКВД, а московское управление НКВД, которое возглавлял Берия, препроводило письмо далее — в соответствующую тюрьму. В тече­ние полугода в Бутырской тюрьме ничего не могли отыскать якобы потому, что имя заявителя было написано по-другому (в русском языке есть звонкое «3» и глухое «С»). Возможно, эта история ка­нула бы в бюрократической трясине, если бы Вячеслав Молотов не сменил Максима Литвинова на посту министра иностранных дел. С его приходом уже нельзя было просто отмахнуться от просьбы немецкой стороны. 20 июля 1939 г. НКВД повторил запрос отно­сительно пишущей машинки в администрацию тюрьмы. В октябре 1940 г. Андрей Вышинский лично — он стал к тому времени заме­стителем наркома иностранных дел — поинтересовался этим делом. Кроме пишущей машинки нашелся также «пропавший» чемодан Бруно Закса, который он, правда, не требовал вернуть. Переписка вокруг пишущей машинки по своему объему превзошла само след­ственное дело Б. Закса, в ней находится также письмо администра­ции тюрьмы с просьбой об указании, как поступить с найденным чемоданом. Стоимость найденных в чемодане поношенных вещей и пишущей машинки составила 5042 руб. Руководство НКВД, со сво­ей стороны, запросило наркомат иностранных дел. Товарищ Пуш­кин из отдела Центральной Европы обещал навести справки в гер­манском посольстве. Это тоже заняло время, и только начавшаяся война положила конец этой истории.