95-16 - страница 11
— С 1945 по 1950 год в Гроссвизене стояла американская воинская часть, большинство которой составляли чернокожие граждане США. Как видишь, расистские теории Гитлера оказались несостоятельны…
Джонсон был, должно быть, известной личностью в городе. Многие встречные приветствовали его.
Шель рассказывал о своих переживаниях, трудностях, работе и успехах. Джонсон слушал внимательно, расспрашивал о подробностях, но ненужных вопросов не задавал. Наблюдая за ним, Шель не мог не признать, что американец изменился к лучшему. В нем трудно было узнать молчаливого и замкнутого узника Вольфсбрука. Он прекрасно овладел немецким языком и говорил свободно, хотя и с несколько нарочитой четкостью, присущей людям, выучившим чужой язык уже в зрелые годы.
Они подошли к краю большого парка. Деревья здесь были реже, за ними простирались залитые солнцем поля. У дорожки стояла узкая доска с надписью: «Mach mal Pause, trink соса-cola» [14] .
— Теперь свернем налево, — сказал Джонсон. — Тут неподалеку кабачок с открытой террасой. В это время там еще нет народу.
Шель пока не упоминал о Траубе. Ему хотелось сначала дать Джонсону возможность рассказать о себе.
Ресторан «Красная шапочка» встречал посетителей яркими пятнами тентов. На газоне были расставлены столики и стулья, окруженные замысловатой изгородью из стволов молодых березок.
Они сели за столик. Джонсон заказал две кружки пива, и Шель, не забывая об очерке, который ему предстояло написать, сказал:
— А теперь, дружище, твоя очередь. Расскажи о себе о своей жизни.
Джонсон вытер губы платком и задумался. Шель протянул ему пачку сигарет.
— Не знаю, как они тебе понравятся…
— Я их никогда не пробовал, но привык к своим «Кэмел». Может быть, и ты хочешь?
Шель взял предложенную сигарету и протянул Джонсону зажженную спичку. Тот закурил и, затянувшись, сказал вдруг со злостью:
— А мне постоянно не везло. Должен признаться, — продолжал он спокойнее, — что я слушал твой рассказ с некоторой завистью. Я тоже пытался, и не раз, устроить себе спокойную приятную жизнь. Но уже много лет меня преследует какой-то рок. Все, что сулило, казалось, большие надежды, всегда оканчивалось горьким разочарованием. — Он несколько мгновений молчал вспоминая. — Первые годы после войны были даже слишком многообещающими. После лагерного кошмара мир казался прекрасным, и я вкушал все его радости, пользовался свободой и авторитетом. Немцы были необычайно покорны. Все их мировоззрение было заключено в словах: «Jawohl, mein Негг! Naturlich, mein Негг!»! [15] Чернокожий солдат был для этих рьяных приверженцев расизма большим авторитетом, чем недавний крейслейтер. Немецкие женщины чрезвычайно благоволили ко всем, кто носил военную форму.
— Почему ты не вернулся в Штаты, Пол? — спросил Шель.
— Почему?.. Я был бы там одним из многомиллионной массы маленьких людей. Здесь, в Германии, все обещало быть иначе. Работая в Комиссии по денацификации, я испытывал глубокое удовлетворение от возможности вершить судьбами тевтонских «сверхчеловеков». Это «Jawohl, mein Негг! Naturlich, mein Негг!» продолжалось до 1950 года. Потом гражданская и государственная власть перешла в руки самих немцев.
В то время я познакомился с Кэрол, семнадцатилетней красавицей — танцовщицей из ночного клуба в Ганновере. Она казалась воплощением всего, о чем может мечтать мужчина. Спустя месяц мы были уже мужем и женой. — Он глубоко затянулся. — Мы решили остаться в Германии. Это решение было отчасти вызвано предложением американской военной разведки, возложившей на меня обязанности офицера связи. Кстати, это статус-кво не изменилось, понятно? — Джонсон посмотрел Шелю в глаза. — Я сообщаю тебе это в строжайшей тайне, Джон. Мы слишком много пережили вместе, чтобы нам нужно было скрывать друг от друга такие вещи. Впрочем, — он несколько мгновений колебался, — мы еще вернемся к этой теме и, быть может, сумеем найти общий язык…
Шель взглянул на него с изумлением, но Джонсон невозмутимо продолжал:
— Поскольку я до войны изучал юриспруденцию, то благодаря некоторой поддержке сверху сумел получить должность помощника прокурора. Занимая эту должность, можно видеть все, что творится вокруг… Но хватит об этом. Основная работа, да и дополнительные обязанности меня в общем вполне удовлетворяют. Беда в другом — в неправильном выборе подруги жизни. — Поймав недоуменный взгляд Шеля, он кивнул: — Да, да, именно Кэрол. Она женщина злая и черствая, совершенно безнравственная, пренебрегающая общепринятыми этическими нормами. Кокетничает с первым встречным…