А главное - верность... Повесть о Мартыне Лацисе - страница 27

— Что-то долго, ваше благородие, ты здесь крутишься! Судрабинь предвидел, что на него могут обратить внимание. Заранее приготовил нужную фразу:

— Я латышский стрелок!

— Зачем шастаешь вокруг Смольного?

— Выполняю задание.

— Документы!

Судрабинь ткнул удостоверение.

— Царский. У латышей в Смольном другие.

— Не все стрелки в Смольном. Я из 6-го полка.

Но матрос снова положил руку на плечо Судрабиню, однако тот сбросил ее и провел ладонью по тому месту, _>где еще недавно сверкал офицерский погон, словно очищая от неприятного прикосновения.

— Брезгуешь, ваше благородие?

— Не брезгую, а не терплю насилия. Что с того, что бывший офицер? Я из крестьян, не какой-нибудь барон!

И вдруг голос:

— Подтверждаю!

Судрабинь обернулся — бородач!

— Подтверждаете, товарищ Лацис? — переспросил матрос. — А то подозрительно: крутится тут…

— Это он меня ждал. Можете идти.

Бородач остался один на один с Судрабинем. И сразу из-под усов и бороды выплыла улыбка, а в глазах — ирония.

— Как жизнь, бывший штабс-капитан Ян Судрабинь? Держишь слово, данное Советской власти?

Судрабинь растерялся. Что-то явно знакомое в лице, в голосе, интонации. Но матрос назвал его Лацисом, а среди знакомых — ни одного Лациса. И тут словно что-то осенило его, одним взглядом срезал с него бороду, усы…

— Янка? Судрабс?

На минуту все забылось, все, только что разделявшее их.

— Янис!

— Ян!

— Ну и бородищу запустил.

— А ты почти не изменился.

— Почему же ты в прошлый раз не признался?

Мартын отпустил руку Судрабиня.

— Почему ты Лацис?

— Когда ушел в подполье, выправил паспорт на эту фамилию. И имя у меня теперь иное — Мартын.

— Мартын Лацис, — повторил Судрабинь. — Наверно, никогда не привыкну. Новый твой облик еще можно воспринять, а имя, фамилия… С ними ты совсем чужой человек…

— Можешь не привыкать. Помнишь, как мы лазили на березы? Помнишь?

Неужели это тот самый малец в домотканой одежонке, с которым взбирались на высоченные березы, зимой вместе по глубокому снегу добирались в школу?.. По ассоциации Судрабиню припомнилась другая зима. Янис уже долговязый парень в баронской охотничьей куртке. Чудаковатый был. Мерз в своем затасканном пиджачишке, а барское не хотел надевать, говорил: «Барское смердит». Он чуть ли не насильно набросил на него теплую куртку.

— А как поджигали баронские поместья? — Напомнил, чтобы не забывал — он, мол, тоже тогда, в девятьсот пятом, был революционером.

Лацис посмотрел на часы.

— Сейчас спешу в Смольный, а вечером, часов в восемь, приходи ко мне на Театральную.

— Там твоя квартира?

— Почти угадал. Я и сплю в рабочем кабинете. Там Наркомат внутренних дел,

— В каких ты чинах?

— Член коллегии.

— Рад за земляка! Особенно рад, что, взлетев на такую высоту, он не отворачивается от бывшего друга.

Ровно в восемь вечера, постучав в дверь, Ян Судрабинь переступил порог кабинета Лациса.

Он предупредил Гоппера, что визит в ресторан Палкина придется перенести.

— Придется, — печально согласился полковник. — Тем более что красные упекли приват-доцента Громова, от которого я должен был получить деньги.

Кабинет был внушительный: обставлен массивной мебелью, письменный стол чуть ли не размером с бильярдный.

Увидев, с каким вниманием Ян Судрабинь рассматривает обстановку кабинета, в котором еще недавно восседал товарищ министра, Мартын промолвил:

— Некогда выкинуть и заменить чем-нибудь попроще. Судрабинь удивился:

— Зачем? Посетитель сразу обязан проникнуться почтением. Обстановка, как в храме, должна его подавить и в то же время дать почувствовать, на какую он здесь поднят высоту.

— Ошибаешься! Ничего подобного не следует чувствовать нашему посетителю. Он пришел к такому же гражданину, как он сам. Просто на какое-то время этому гражданину доверен более высокий пост. Не исключено, через год-два они поменяются местами. Не ис-клю-чено!

— Не хочешь ли ты сказать, что лишен честолюбия, что тебе безразлично, будешь ли ты министром или последним писцом?

— Надеюсь, честолюбия действительно лишен, однако мне не безразлично, не безразлично и республике, как будут использованы мои опыт и преданность делу.

— А вдруг ты преувеличиваешь свои возможности? Тебя, например, назначают членом коллегии, а ты считаешь, что достоин стать народным комиссаром.