А главное - верность... Повесть о Мартыне Лацисе - страница 8

— Самое большее, что мне под силу, — портфель товарища наркома[1].

— Ну что ж, если это твое категорическое утверждение, так и решай. — Подвойский протянул Лацису руку.

Когда Ванюха Покотилов вступил в большевистскую партию и в Красную гвардию, он перестал называть отца тятей.

— Не подходит как-то, — сказал, смущаясь, молодым своим баском. — Ты — большевик, я — большевик, ты — красногвардеец, я — красногвардеец. Буду тебя величать Иваном Ивановичем.

Отец коротко глянул на сына и согласился. Однако добавил:

— Для полной справедливости и мне тебя Ванюхой кликать несподручно. Права у нас с тобой одинаковые, за одну правду стоим. Так что стану тебя тоже величать Иваном Ивановичем.

Сначала они обращались друг к другу по имени-отчеству только при людях, а потом и наедине привыкли.

Сегодня отец и сын Покотиловы патрулировали на улицах Петрограда. Неожиданно услышали они громкие возгласы женщины и мужчины:

— Оставьте меня в покое! Оставьте!

— Пойдем со мной! Чего ломаться?

— Не трогайте мой саквояж!

— Не кричи, хуже будет! А чей чемодан, еще нужно доказать.

Бросившись к месту происшествия, Покотиловы увидели франтовато одетого молодого человека, который держал за руку пытавшуюся вырваться девушку. У их ног на тротуаре лежал саквояж.

— В чем дело? — спросил Покотилов-старший.

А Иван Иванович-младший сразу заметил: до чего же девушка хороша. Его удивило, что он это заметил, так как в теперешнее революционное время считал зазорным присматриваться, у кого какая мордашка.

— Так в чем дело? — повторил Покотилов.

Оба сбивчиво, перебивая друг друга, начали объяснять. И нельзя было понять, кто виноват, кто прав. Девушка уверяла: мужчина к ней пристал, пытался отнять саквояж. Молодой человек настаивал, что девица пристала к нему с известными намерениями, а увидев красногвардейцев, позарилась еще на саквояж.

— Так мы до утра не разберемся! — прервал их Покотилов-старший. — Шагайте в Смольный и там расследуем по справедливости: чей чемодан и кто говорит истину, кто громоздит лжу.

— Зачем мне с вами? Не пойду! — запротестовал молодой человек.

— Никуда не денешься. Пошли! — приказал Покотилов-старший, которому вся эта история показалась очень подозрительной.

— Спасибо за помощь! — девушка наклонилась, подняла саквояж. — Я очень спешу по делу, и дома меня ждут, волнуются.

— Нет, и ты с нами!

Иван Иванович-младший, вежливо сказав: «Разрешите, барышня!», взял саквояж.

В Смольном на третьем этаже, в комнате № 75, размещался Комитет по борьбе с погромами. Ленин требовал, чтобы в него вошли абсолютно надежные члены партии. Сто человек выделили рабочие питерских заводов и солдаты воинских частей. «Русский Рено» направил сюда отца и сына Покотиловых.

Комиссары — так назывались все члены комитета, в том числе и Покотиловы, — посменно дежурили в семьдесят пятой комнате круглые сутки. В какую бы пору ни пришло известие о погроме, дежурный немедленно вызывал группу солдат или матросов и вместе с ними мчался на место происшествия.

Сейчас в комнате за столами, которые не так давно занимали дворянки-институтки, сидели четыре человека, и все они удивленными взглядами встретили девушку, которую ввели Покотиловы. Разных доставляли сюда людей: офицеров и штатских контриков, пьяных солдат, несознательных рабочих, буянивших баб, но такую барышню — впервые. Молодой франт удивления не вызвал. Иван Иванович-младший поставил саквояж на стол.

— Так чей же это? — спросил Покотилов-старший.

— Мой! — поспешно ответил молодой человек.

— Он к саквояжу не имеет никакого отношения, — перебила девушка. — Несла его я, хотя он и не мой. Меня просили его передать.

— Наверно, там что-то особенное, — заметил один из комиссаров.

— Ну-ка, посмотрим, — Покотилов глянул на сына. Иван Иванович открыл саквояж и увидел, что он полон листовок. Взял целую пачку, выложил на стол.

— Прокламации! — зазвучали возгласы.

— Это ее саквояж! Ее! — вскрикнул молодой человек.

— Контрреволюционные, думаешь? — Покотилов-старший метнул на него взгляд. Быстро поднес одну из листовок к глазам: — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — прочел вслух. Посмотрел на сына, на товарищей. — Наши же, большевистские прокламации! И в конце все правильно! Вон какими крупными буквами: «Долой империализм и его лакеев! Да здравствует рабочая революция и всемирный пролетариат!» Бери, милая, — обратился к девушке, — и доставляй, куда назначено!