Абхазская повесть - страница 28
- Так вот, запомните, - вмешался Чиверадзе, - Дробышев очень плох и до сих пор без сознания. Да, да, очень плох, и вы думаете, он не выживет, - повторил он, увидев ее удивленное лицо. - Так и говорите всем и никого к нему не пускайте. Поняли меня?
Она закивала головой.
- А вас никто не расспрашивал о состоянии здоровья Федора Михайловича? - спросил Иван Александрович.
- Расспрашивали! - сказала Этери.
- Кто? - насторожился Чиверадзе.
- Да все и каждый день.
- Все - это не то, - разочарованно протянул Иван Александрович. - А кто-нибудь особенно не интересовался?
- Особенно? Нет, никто! Ваши звонили и приходили часто, все спрашивали о здоровье.
- А вы что говорили им?
- Как что? - она взглянула на Чиверадзе. - Правду говорила. Они и вино, и фрукты приносили, просили передать.
- Ничего не передавали?
- Главврач запретил. У больного все есть.
- Правильно, а теперь все принимайте. Но все передавайте только мне! Так нужно.
Она пожала плечами.
- Хорошо!
- И обязательно каждый раз узнавайте, кто принес! Понятно?
Она не поняла, но кивнула головой.
- У меня в дежурке и сейчас лежит сверток с фруктами и вином. Недавно принесли.
- Кто?
- Не знаю, Какой-то человек в штатском. Сказал, что от его друзей.
- Принесите сюда! - распорядился Чиверадзе.
- Имейте ввиду, Этери, вам доверено важное дело. Исполняйте все, что я вам сказал. В ваших руках, быть может, жизнь больного.
Этери испуганно и удивленно посмотрела на Чиверадзе и вышла. Он медленно и раздельно продолжал:
- У нас еще много врагов, Сандро, и они не брезгуют никакими средствами. В тайной войне, очень романтичной в книгах, написанных людьми, не имеющими понятия о нашей работе, и очень тяжелой действительности, враги применяют тысячи грязных и подлых способов. Кребс - старый мастер своего дела, а его хозяева славятся умением «выводить из игры» даже своих людей. Тех, кто много знает! Ну, о других и говорить нечего. Мы лечим раненых противников, они их добивают. А вот и Этери.
Увидев сестру с небольшим, аккуратно упакованным свертком в руках, Чиверадзе перевел разговор.
- Оставьте здесь, я возьму его с собой. Ты уж не обижайся, Федор. Тебе несут, а я отбираю.
- Вы еще не кончили? Пойдемте, Этери, пусть они поговорят, - сказал Шервашидзе, вставая. - Только короче. И потом зайдите ко мне, Вано, - обернулся он уже в дверях.
- Ты понял меня? - как только закрылась дверь, спросил Чиверадзе. - Возможно, они попытаются убрать тебя, мы поймаем их на этом. Когда тебе надо будет срочно сообщить мне что-нибудь ночью, имей ввиду - в коридоре дежурит санитар Гриша.
- Понятно!
- И в саду, - он посмотрел в окно, - тоже есть. Мне кажется, они попробуют навестить тебя - это было бы неплохо! А теперь давай прощаться, завтра заеду.
Чиверадзе поднялся, вынул из кармана брюк маленький маузер и сунул под подушку.
- На всякий случай! Все шлют тебе приветы, Василий Николаевич и Бахметьев тоже. Да, чуть не забыл, приехали Отрогов и Обловацкий, уже работают. Есть еще новость, но сейчас не скажу, потерпи. Хорошая новость, спасибо скажешь. А сейчас отдыхай!
14
Рано утром Обловацкий и Хангулов выехали в Гульрипш - небольшое селение к югу от Сухума. Появление их в этом маленьком поселке, лежащем на оживленном шоссе, не привлекло внимания местных жителей. Зайдя в оперпункт, Хангулов выяснил, что фамилию Акопян носят не меньше тридцати человек разного возраста. Обловацкий же, побродив по поселку и лавчонкам, зашел в маленький ресторанчик у автобусной остановки с заманчивым названием «Отдых друзей». Рядом с дверью на покоробившейся, порыжевшей вывеске были нарисованы беленький завитой барашек, бутылка вина, тарелка с чем-то очень неаппетитным и виднелась надпись «Зайди, голубчик» с большим вопросительным знаком.
Небольшая комната с низким потолком, дощатым, не очень чистым полом, тремя столиками под залитыми вином скатертями была пуста. Только в глубине ее, за непомерно большой стойкой, накрытой стеклянным колпаком, дремал буфетчик. Толстый, краснощекий и, видимо, ленивый. Даже дверной колокольчик, звякнувший при входе Обловацкого, не заставил его поднять голову.