Абхазская повесть - страница 39
- Вы не правы, Одиссей! - возразила Елена Николаевна. - Не всем дано гореть. Этот старик всю жизнь трудился на своем клочке земли, растил детей. У него ведь есть дети?
- И дети, и внуки, и правнуки, и праправнуки, - рассмеялся Константиниди.
- Вот видите. Наверно, он воспитал их такими же простыми труженниками, каков сам.
Далекий протяжный гудок перебил ее. Она взглянула на море и увидела залитый огнями движущийся теплоход.
- «Украина». Из Батума, - сказал Константиниди. - Что вы думаете делать, Елена?
- Буду просить пустить меня в госпиталь, а если не разрешат, пойду работать. Не уеду отсюда, пока не увижу Федора, - она упрямо наклонила голову. - Пусть решает нашу судьбу сам, мне некуда идти, - тихо, одними губами прошептала она. Потом, точно отгоняя мрачные мысли, выпрямилась и взглянула на своего собеседника:
- Вы очень заняты днем, Одиссей?
- Как когда. А что? - удивился Константиниди.
- Я бы хотела посмотреть город. - Она улыбнулась, вспомнив шутки гуляющих. - Хотя у вас ревнивая жена и трое детей. Это правда?
- У меня нет детей, к сожалению, Я буду рад познакомить вас с моей женой. Я рассказывал ей о вас. А насчет реплик, я их слышал. Что ж, каждый острит, как умеет. У нас в Сухуме, как наверно и везде, каждый хочет быть остроумным. - Он грустно улыбнулся. - Вот у меня это не получается!
В дверь постучали.
- Войдите! - ответила Елена Николаевна.
- Я вижу, Одиссей становится у меня на пути, - здороваясь с Русановой и Константиниди, сказал вошедший Обловацкий.
- Я был прав, говоря, что каждый хочет быть остроумным. Вот видите, и Сергей Яковлевич заразился этим. Как отдыхается, курортник?
- Прекрасно, я даже загорел. Не верится, что в Москве снег, люди ходят в шубах.
С залитого электрическим светом теплохода неслись звуки знакомой мелодии. Теплоход причаливал. Были видны стоящие у борта люди.
- Батум - красивый город? - спросила Елена Николаевна.
- Очень красивый, но Сухум лучше, - ответил за Константиниди Сергей Яковлевич. - Вообще, не задавайте Одиссею таких нелепых вопросов. Вы должны знать, что лучше Сухума нет ничего! Правда, Одиссей?
- Правда, только его портят приезжие.
- Бросьте пикироваться! Смотрите, какая чудесная ночь! - примирительно сказала Елена Николаевна. - Пойдемте, погуляем по набережной, заодно проводим Одиссея.
- А это не противоречит кавказским обычаям? Женщина провожает мужчину. Как, Одиссей? - засмеялся Сергей Яковлевич.
- Гость в доме - радость! Его желание свято для хозяина дома. Это наш закон.
- Неплохой закон! - согласился Обловацкий.
- Да, но гость есть хороший, да хранит его аллах, а есть…
- Это который ложки серебряные ворует, что ли? - улыбнулся Обловацкий.
- Если гостю понравится не только ложка, но и буфет со всем его содержимым, мы с удовольствием дарим ему его. Нет, есть гость невоспитанный, не уважающий седых волос хозяина.
- Так это если у хозяина седые волосы! - перебил Сергей Яковлевич.
- … Перебивающий старших, - нравоучительно продолжал Константиниди.
- Что же сделают с таким гостем, Одиссей? - рассмеялась Елена Николаевна.
- Я вижу, с вами невозможно разговаривать. Пойдемте, а то поздно.
Выйдя на набережную, они сразу оказались в шумной толпе. Проходя мимо открытых, ярко освещенных окон ресторана, откуда слышалась музыка, Константиниди заглянул в зал и, обернувшись к Елене Николаевне, сказал:
- Король веселиться! Жирухин поднимает тост за сдачу первой очереди СухумГЭСа. - И с горечью добавил: - Они больше пьют, чем работают.
Через открытое окно была видна большая мужская компания за столиком у фонтана. Стоявший с бокалом вина Жирухин что-то говорил.
- Зайдемте, посидим, - предложил Сергей Яковлевич.
- Нет, - нет! - заторопился Константиниди. - Соблюдайте условия соглашения высоких договаривающихся сторон. Провожайте меня.
- Что с вами, Одиссей? - удивилась Елена Николаевна, когда они, увлекаемые Константиниди, завернули за угол и шли по улице Октябрьской революции.
- Простите меня, Елена, и вы, Сергей Яковлевич, но я терпеть не могу этого человека.
- Просто так, беспричинно? - спросил заинтересовавшийся Обловацкий.
- Абсолютно! Ведь я почти не знаком с ним. Но когда я смотрю на него, какая-то мутная волна злобы заливает меня. В этом человеке мне неприятно все: и его нарочитая неряшливость, и цинизм, и, простите меня, грязные ногти, и потные руки, словом, все.