Абрикосовая косточка / Назову тебя Юркой! - страница 35

Отец для меня умер. Он вообще-то жив, но я не грущу о нём. Нужно начинать самостоятельную жизнь.

Мимо с грохотом проносятся воинские эшелоны. С интервалом в пять минут. На железнодорожных платформах накрытые брезентом орудия, в теплушках солдаты. Мне на запад, им на восток, на самураев. Пора кончать. Это знают все. Вспоминаются КВЖД, Хасан, Халхин-Гол…

Солдаты окрылены победой. На гимнастерках россыпи медалей и орденов, загорелые лица, почти из каждой теплушки доносятся звуки аккордеона.

Хорошо! Мне бы ещё поезд да свободную ступеньку. Поесть бы тоже не мешало. На сто рублей не разгуляешься. Но эта проблема меня особенно не волнует — свет не без добрых людей, прокормят…

Ещё бы закурить…

Я брожу вдоль перрона, заглядываю во все щели. Курят люди — измусолят, ногтями не ухватишь.

За мной бежит бездомная собака. Забегает вперёд, смотрит на мои руки. Наклоняет голову и повизгивает.

— Брось бычок! — это говорит солдат, стоящий у ларька со скаткой и автоматом. — Держи кисет. Закручивай на полпуда.

Солдат приземистый. Он хитровато оглядывает меня, понимающе подмаргивает:

— Из тюрьмы, что ли?

— Выскочил. Спасибо! Можно, горсть возьму?

— Забирай всё. А я от поезда отстал. Родину проезжали, вся деревня пришла. Тётки, соседи… С женой говорил, а эшелон тю-тю. Жду, когда какой-нибудь остановится.

— Ого какие танки! — я показываю на проезжающий состав. — Стволы! Даст — насквозь прошьёт.

— Это не танки — самоходки, — снисходительно говорит солдат.

— Такие бы в начале войны. Сколько бы народу сохранили и города…

— Попукать хочется?

— Напукались по горло.

— Раз такой храбрый Мамай, давай с нами. — Солдат подмаргивает полногрудой продавщице.

— И поеду.

— Валяй! Стрельнут — бельё придётся стирать.

Солдат сдувает с кружки пивную пену. Продавщица смеётся.

— Стрельнут. Нашел чем пугать! Забирай свой кисет! Стрельнут…

То, что я возвращаю табак, действует на солдата почему-то удручающе. А когда я со злостью швыряю на землю самокрутку, он совсем теряется.

— Парень, парень, — заглядывает он мне в лицо. — Да не сердись. Зачем же ты так? Обижаешь-то. Я же… Ну, парень!

— Погостили бы денёк, — гнёт своё продавщица. — Утром бы поехали…

— Это ты её пугай. Стрельнут…

— Парень, обижаешь зря. Бери! — требовательно говорит солдат и суёт обратно кисет. — Матка небось ждёт. Далеко ехать-то?

— Нет у меня никого, — говорю я.

— А! — солдат замолкает.

Со скрежетом тормозит эшелон. На пути, как горох, сыплются солдаты. Смех, шутки, гремят котелки… Около наливного крана офицеры моются по пояс. Фыркают. У ларька выстраивается очередь. Кто-то за пиво предлагает в шутку немецкие марки. Продавщице дарят на память фарфоровую статуэтку. Всё это происходит мгновенно. Не было никого — и вдруг полная станция смелых, жизнерадостных людей.

Мой знакомый солдат бежит к начальнику эшелона, показывает документы и через минуту лезет в теплушку.

Гудит паровоз. Вздрагивает состав. Солдаты забираются в вагоны.

— Кончим воевать, жди в гости! — кричат из дверей парни раскрасневшейся продавщице. — Невест готовь, на всех хватит…

И на перроне опять пусто, голо… Стоит собака. Около неё груда костей. Собака, закрыв глаза от блаженства, грызёт мослы. Повар высыпал ей полведра объедков.

Поезд трогается, начинает набирать скорость.

Я срываюсь с места, догоняю последний вагон, тяну к солдатам руки. Меня втаскивают в дверь, сажают на обрубок полена.

— Под колёса захотел? — кричат на меня. — Дурень! Куда ехать-то тебе? Мы же без остановок…

— И хорошо! — смеюсь я. — Мне с вами. На восток.

Нет ничего прекраснее, чем утро. Когда солнце первыми лучами пронизывает облака, потом выглядывает из-за горизонта. Всё оживает, легко дышится, и чувствуешь, что земля просто шар, который можно обнять и прижать к груди.

Кругом осенние болота, грязь. Войска идут по железнодорожному полотну. Перепутались роты, полки, дивизии. Танки, орудия, разведчики на вездеходах, связисты на ишаках… Остальное забито, как песком, пехотой. Вал Чингис-хана позади. Японцы укрепляли его годами. Они сгоняли китайцев тысячами, а когда выполнялись работы, строителей расстреливали. Укрепления взяты с ходу. И покатилась армия…