Абрикосовая косточка / Назову тебя Юркой! - страница 43
В глубине церкви у позолоченной решетки басил поп. Ему подпевал хор. Народ был… Какая-то женщина, лет тридцати, стояла на коленях перед распятием. И я с удивлением увидела, что она в положении. Зачем она пришла сюда? Кто она? Что она тут ищет? Ей в консультацию надо идти, а не сюда. Женщина посмотрела по сторонам… Она не умела креститься. Попробовала, ещё посмотрела и перекрестилась. Стыд-то какой! Какое горе привело её сюда?
Я не могла больше смотреть на неё, разыскала бабушку. Маня купила свечу и засеменила к иконе какого-то святого. Перед образом потрескивали огоньки. Лицо у святого было строгое.
Он как бы говорил: «Люди, братья! Обнимитесь! Будьте добры друг к другу! Всё остальное суета сует». И какое-то умиление витало в воздухе, елейность. Может быть, бабушка права, что в церкви очищаешься от зла, открываешь сердце для добра и любви?
И вдруг я услышала приглушенную ругань. Около святого возились две старушки, отталкивая друг друга, перед иконой была одна ячейка, куда можно было вставить свечу. Баба Маня тянулась со своей, звенели медали на кофточке. Другая бабушка тоже торопилась поставить жёлтую восковую палочку с капелькой огонька. Я никогда не видела такого злого лица у бабы Мани. Она любила порядок, любила читать наставления, сердилась на Палю и соседей, но такого жестокого выражения никогда не было. Её точно подменили…
К старушкам подплыл благообразный старичок, растащил ссорившихся, вынул несколько огарков, смял в кулаке, сунул в карман — переплавит, снова продаст.
Служба продолжалась…
Мы с бабушкой вышли из церкви. Настроение у Мани было испорчено.
— Подайте Христа ради! — потянулся к Мане попрошайка, у которого не сходился бюджет.
Мане было не до пожертвований. Она тряслась от обиды и плевалась.
— Мерзавка! — Это было первое ругательство в жизни, которое я слышала от неё. — Дрянь! — крыла она на все корки ближнюю во Христе. — В рай захотелось. И локтями… торопится, чтоб вперёд никто не прошёл, место не захватил!
Я не знала, как успокоить разбушевавшуюся Маню. Спасибо, попалось такси. Маня обожала ездить в такси. Она садилась на заднее сиденье, вспоминала тройки и гулянья в масленицу.
Ей было что вспомнить.
СЕРЕДИНА ОЧЕНЬ ДЛИННОГО ВОСКРЕСЕНЬЯ
Дома было шумно. Ольга Ивановна Обозина пекла на кухне пироги, ей помогала Анна — готовили угощение на вечер, когда к Мане придут гости.
Маня пришла домой и села, нахохлившись, за стол.
— Что случилось? — забеспокоилась Паля.
— Ну её! — сказала я и повесила плащ.
— Отойдёт! — сказала Ольга Ивановна. — Мария Гавриловна, попробуйте пирога. Вот и заулыбалась…
Неожиданно в коридоре раздался рёв пионерского горна. Затрещал барабан, и в нашу комнату ввалилась орава ребят. Кошмар! Впереди всех Витька с горном. Он надул щёки и издал было новый рёв, но в дверях выросла Анна и сгребла сына в охапку.
— Очумел! Что ни день, то новость! Да я твою дудку…
Витька исчез. Было слышно, как он орал на кухне: «Отдай! Отдай! Не моё! Нашего отряда! Не имеешь права!»
Орава растерялась. Барабанщик — девочка с родинкой — попятилась к двери, на всякий случай обхватила барабан руками. Остальные ребята топтались на месте — они явно не ожидали подобной встречи.
— Спасибо! Я знала, что вы придёте, — ожила баба Маня. Она была счастлива, что услышала звук горна, что пришло столько народу поздравить её с юбилеем. — Я вас тоже помню… Видишь, Паля, обо мне все знают! Входите, пожалуйста! Сильвупле!
— А мы вовсе и не к вам! — появился в комнате Витька с горном. Дудеть он больше не решался.
— Витя! Витя! — Паля сидела растерянная на своей кровати. — Молчи, Витя! У неё сегодня праздник… Поздравь её!
— Поздравь! — толкнул Витька барабанщицу.
— Поздравляем! — крикнула на ухо Мане девочка с родинкой.
— Я вас чаем угощу! Кира, Паля, где чашки? Кира, достань варенье!
Маня и не подозревала, что орава пришла за чем-то другим, а не за тем, чтоб порадовать её своим вниманием. Как мало надо человеку, чтобы сделать его счастливым: немножко тепла, немножко заботы…
Баба Маня убежала на кухню, закружилась вокруг пирогов. Я пошла помогать. Когда вернулась в комнату, меня ждал сюрприз — Паля плакала. Витька никак не мог закончить речь.