Ачайваямская весна - страница 21
А Чельгат снова входит в корраль и становится поперек движения оленей. Опять в нерешительности останавливаются оленухи и устремляются наружу, теснимые другими. Эта группа пробегает сквозь строй ловцов, и снова на снегу остаются лежать прошлогодние телята, схваченные петлями чаатов.
Бригадир что-то кричит пастухам. Чельгат оборачивается и переспрашивает. Бригадир объясняет ему по-чукотски, а Анатолию Арсентьевичу — по-русски:
— Там есть один совсем больной, браковать надо.
— Бракуй, — разрешает Анатолий Арсентьевич.
Яша Чейвилькут устремляется к корралю. Он на бегу бросает реплику Чельгату, сматывая свой чаат в кольца.
— Вот что значит специалист из местных, — говорит нам Анатолий Арсентьевич. — Взял чаат и побежал, не то что я.
— Зато у тебя больше терпения бумажки писать, — поддразнивает его бригадир.
— Это точно, — с поддельным смирением соглашается Анатолий Арсентьевич. — Лучше гычгый сделать.
Бригадир заразительно смеется, утирая заслезившиеся глаза.
— А ты знаешь, как старики наши ведомости называют?! Бумажными гычгый-гыргыр.
От этого становится смешно и нам. И мы вспомнили сказку.
Куйкиннеку и его жена Мигти выдумали все, что есть на земле. Они положили весь порядок, который теперь существует.
Куйкиннеку один раз сказал:
— Почему все умирают? И животные и люди. Пускай они всегда здесь живут.
Его жена Митти тогда ответила:
— Как это ты плохо придумал! Как могут все на этой земле жить? Если все все время будут только на этой земле жить, то скоро места на ней не останется. Пускай все сколько-то времени здесь живут, а потом пускай уходят вверх. Оставляют эту землю своим детям. Потом пускай обратно приходят, опять родятся.
Куйкиннеку всегда неразумное придумывал и делал. А Митти только умное и хорошее. Однако Куйкиннеку иногда и хорошее делал.
Один раз сказал он людям:
— Сегодня маленькие рогульки из тальника готовьте. Много рогулек вам надо сделать. Завтра из этих рогулек вам много оленей будет.
Чукчи тогда сразу стали рогульки делать. Не разгибаясь они сидели, много-много рогулек сделали.
А коряки ответили:
— Мы не хотим. Не надо нам это.
Наутро у чукчей полно оленей стало. А у коряков нет ничего. Как жили на берегу, так и живут.
Когда нам рассказали эту сказку, то объяснили, что такое гычгый-гыргыр. Это связки одинаковых на первый взгляд рогулек из веточек. Рогульки эти невелики. У самых больших рога длиной со спичку. Потолще, правда, спички. Все они привязаны на оленьи жилки и связаны друг с другом. Этакий клубок из маленьких рогаток.
Для стариков в них таился глубокий смысл. Каждая рогулька означала определенного оленя. Не просто животного, оленя вообще, а конкретного оленя. Поэтому и рогульки были разные. Люди делали эти рогульки сразу же после рождения того или иного олененка. Люди видели только масть олененка, но они уже знали, каким тот будет. Большим или же средним, ездовым или производителем, а может быть, просто пойдет на откорм. Взглянув на каждую из них, почтенный старец и в наше время скажет, какому оленю она соответствует.
Гычгый — это вроде некоего документа на каждого животного. Однако этот документ был не просто деревяшкой. Эта деревяшка связывалась таинственны-ми узами с каждым оленем. Если гычгый сломаешь, уверяли старики, олень умрет. Если потеряешь один гычгый, то потеряется и сам олень, которого эта деревяшка олицетворяет. Если потеряешь всю связку гычгый, то потеряешь все стадо.
— Какой глупый этот парень, сын моей сестры, Эттувье, — жаловалась нам старушка Млили, — своих гычгый-гыргыр отдал в музей в Петропавловск. Тут приезжал один человек из музея, старинные вещи собирал. Он и сказал глупому парню: «Отдай в музей эти гычгый. Зачем они тебе?» Парень и отдал. Я ему говорю: «Зачем ты гычгый отдаешь? Теперь у тебя олени пропадут».
Он мне отвечает: «Ты, мать, ничего не понимаешь». И правда. Теперь у него ни одного оленя не осталось.
— Причем же тут гычгый, бабушка? — перебила старуху девочка-школьница. — Наш Эттувье поехал учиться в Хабаровский сельскохозяйственный институт, — обратилась она к нам, заливаясь жгучим румянцем. — Он своих оленей, которые от родителей остались, роздал всем родственникам и друзьям. Он сказал: «Зачем мне они сейчас, когда я буду пять лет учиться? Пускай они лучше людям пользу приносят. От них приплод будет. За эти пять лет их вдвое больше стать может. Когда приеду, неужели мне никто из родни в праздник оленчика не подбросит? Подбросит!»