Адрес личного счастья - страница 16

стр.

— И все? — Завьялов брезгливо усмехнулся, допил коньяк и взял кусочек сыру.

— Не все. Наутро я встаю, парня нет и бумажника нет. На столе выложены все мои квитанции и справки, которые там были, а к ним прикреплена записка: «Не люблю фраеров. Артист оригинального жанра». Вот такие дела.

Завьялов закурил, помолчал, наконец раздельно и презрительно произнес:

— Выдумал ты эту историю, Егоров. Причем так, знаешь… с претензией!

Николай вздохнул, безразлично произнес:

— Ну выдумал так выдумал. Шут с тобой! Давай рассказывай, как у тебя дела? Кого видел из наших? Я что-то в последнее время потерял всех из виду. Встречал как-то Павлова да еще этого… Соломина. Помнишь, в оркестре на трубе играл?

— А! Не хочу и вспоминать никого! Всех позабыл… Не хочу ничего говорить! — Завьялов вдруг вскочил, нервно заходил из угла в угол. — Слушай, Николай! Тесно мне здесь! Понимаешь?.. Задыхаюсь! Давай на улицу пойдем!

Егоров взглянул на часы, заколебался:

— Поздновато уже… Завтра мне к министру… Подготовиться надо!

Завьялов прикрыл лицо руками, потом уронил руки, бессильно произнес:

— Все! Не могу я… Пошел! Давай эскизы, я их с собой заберу. Чертежи твоих панелей есть?

— Есть, вот. — Николай оторопело следил за Виктором, не понимая, что с ним творится.

Завьялов сложил чертежи и бумаги, пристукнул ими по столу:

— Проанализируем, дадим решение. Можешь не волноваться.

— Я провожу тебя.

— Не надо, Егоров. Не надо. Все! — Завьялов постоял, еще раз пристукнул чертежами по столику и, решившись, выговорил: — Зря ты эту историю про вора-артиста рассказал. Зря!

Егоров пожал плечами и не нашелся что ответить. А Виктор горячо, с горькой обидой высказал:

— Не знаешь ты меня. Совсем не знаешь! — Глаза Завьялова так искренне выражали страдание, что Егоров в растерянности даже сел. А Виктор продолжал доказывать: — Не такой я! Понял! Не такой! И все!

— Да ты что, Виктор! Ненормальный?.. Я же просто рассказал то, что со мной действительно произошло! Да вообще… при чем тут ты?..

В глазах у Завьялова промелькнула недоверчивая надежда, но тут же он с подозрением взглянул на Егорова и зло выговорил:

— Я, Егоров, конечно, маленький человек, и ничего-то у меня больше и нет, вот разве что… достоинство! Я все-таки честный человек!

Егоров встал, развел, недоумевая, руками:

— Даю, Завьялов, честное слово, что ничего такого и в мыслях у меня не было!

Виктор ссутулился, молча направился к шкафу, достал пальто, надел и остановился, уронив руки. Николай подошел к нему, улыбаясь, протянул руку:

— Все бывает, парень! Где наша не пропадала!

— Ну да, ну да… — как-то потерянно произнес Завьялов, робко усмехнулся и, словно не веря, пожал Николаю руку. И тут же вдруг предложил: — Слушай, старик… давай выпьем…

— О! Это дело!

Егоров разлил коньяк в рюмки, лукаво подмигнул Завьялову и провозгласил:

— За благополучное согласование! Эти панели у меня в печенках, веришь? Не можем резервуар сдать! Ну, вперед! Все нормально!

Завьялов залпом выпил и с радостью почувствовал, как всколыхнулась у него в глубине вся его прежняя уверенность в себе, и уже с привычной насмешкой взглянул он на этого Егорова, озабоченного… чем?.. Господи, — панелями! Да что эти панели значат, в конце-то концов, когда вот она — жизнь, здесь же, за окном… Жи-и-знь!..

На поручень балкона сел голубь, принялся чистить перья, искоса поглядывая на Завьялова оранжевым глазом.

— Вот видишь, «птичка божия не знает ни заботы, ни труда»! А ты, Егоров: «панели, панели»… как попугай, которого ничему другому не обучили.

Николай добродушно усмехнулся: пьяный Завьялов был забавен.

— Таки не обучили! — иронически подтвердил он. — И то радость, что хоть эту премудрость познал!

— Че-ло-век… — протяжно выговаривал Завьялов с какой-то вдруг неожиданной ненавистью, — венец природы! Да вон, по поручню ходит венец природы! А ну, кыш-ш-ш! — Виктор подошел и стукнул по стеклу. Голубь вспорхнул. — А летает как, а?.. Само совершенство!

— Ты так сказал, будто на земле вас только двое: ты и голубь. И ты глубоко завидуешь, что он летает, а ты не умеешь; природа тебя обошла милостью незаслуженно, потому что ты лучше голубя. Человечнее. Да?..