Адрес личного счастья - страница 53

стр.

Сергей Павлович вынул платок и вытер лицо. Теперь он был спокоен: раз Ревенко заговорил в таком тоне, можно продолжать дальше.

— Недорабатываю я, Александр Викторович, в этом вопросе. Сам чувствую, что недорабатываю. А прямой результат уже налицо: министерство не заметило той помощи, которую дорога оказывает Узловой. Ведь раздавались предупреждающие голоса, что благодаря управлению Мазур подавляет все другие отделения!

Этот последний тезис созрел в голове Ныркова именно в эту секунду, и он уже жалел, что так поспешно его выложил. Однако Ревенко заинтересовался.

— Что значит «подавляет», это дело? Объясни-ка поподробнее!..

— Ну… так просто, на пальцах, это не объяснишь… Нужен достаточно полный анализ. Вероятно, все же назревает необходимость привлечь к нему опытных специалистов, создать им условия для работы… Мы тогда не довели дело до конца!

Ревенко кивнул и подытожил:

— Тут оно, значит, надо разобраться. Опыт узловчан после коллегии будет активно, обязательно, такое дело, распространяться. И здесь мы должны будем это… работать с тобой. Понял? Создадим комиссию… возможно, тебе и придется ее возглавить… Но учти… в случае перегибов или каких-то там этих дел — сам, значит, с тебя голову сниму! Хотя я тебя, значит, ценю и уважаю…

— А я, Александр Викторович, ответственности не боюсь! А то, что Мазур — это не та фигура и в политическом, и в моральном аспектах, так это мне становится ясно все больше и больше.

— Философия, Нырков! Философия! Ты меня, брат, извини, мне пора собираться. У меня встреча со строителями. Может, поедешь со мной?..

18

Мазур увидел телеграмму министра только на следующий день, вернувшись с линии. Он сразу вызвал к себе Подчасова и Щебенова, улыбаясь протянул им бумагу:

— Вы знакомы с этим документом?

— Вчера еще читали. Хотели вас разыскать, да вы по перегонам ходили.

— Ну, тогда за дело! Я бы рекомендовал следующий план действий: к Семаку прикрепим кого-то из грамотных инженеров. Продумать надо, кому поручим? А к диспетчеру Максименко — начальника технического отдела. Свой доклад я сам подготовлю. Как считаешь, Иван Павлович?

Щебенов откашлялся, потом медленно проговорил:

— Оно все правильно, только…

— Ну говори, что ты замялся?

— Надо бы тебе позвонить начальнику дороги. Совета спросить, генеральную линию наметить. А то, знаешь…

Мазур кивнул, снял трубку, вызвал Ревенко.

— Александр Викторович, Мазур докладывает.

— Здравствуй, Анатолий Егорович, здравствуй, дорогой.

Приветствие, несмотря на это «дорогой», прозвучало неприязненно.

— Александр Викторович, получена телеграмма министра. Нас, отделение, вызывают на коллегию с докладом о передовых методах в области ускорения оборота локомотивов и вагонов. Хотел бы с вами посоветоваться.

— Кого это, значит, «нас» вызывают?

Мазур прочитал телеграмму. В трубке послышался какой-то неясный шум, потом Ревенко спросил:

— Так что ж… это дело хорошее, конечно… в Москву поехать… Я бы и сам… и еще б внучку, ха-ха… взял…

— Хотел бы обсудить с вами принципиальный план действий, Александр Викторович!

— Ну, приезжайте, значит, завтра после доклада.

Мазур повесил трубку и несколько секунд озадаченно вертел в руках телеграмму, молчал. Щебенов нарушил тишину:

— Так что он ответил?

— Чудно́ ответил. — Мазур вздохнул и сложил руки на груди, продолжая что-то сосредоточенно обдумывать про себя. Затем добавил: — Ревенко чем-то недоволен. А чем, я не понимаю. То есть понимаю, конечно: нас вызывают, а его — нет…

Подчасов оживился:

— Меня, между прочим, Нырков так и спросил: почему, мол, эта телеграмма адресована не руководству дороги и Дорпрофсожу?

— И что ж ты ему ответил? — улыбнулся Мазур.

Подчасов пожал плечами:

— Ничего…

— Напрасно!.. — Мазур вздохнул. — Надо было сказать, что ускорением оборота локомотивов и вагонов, комплексным снижением себестоимости перевозок в полном объеме занимаемся на всей сети только мы и еще сибиряки — тоже отделение. Вызовут ли их — не знаю… Министерство интересует опыт в масштабе отделения! Понятно? И ничего обидного тут для дороги нет. Они, наоборот, должны гордиться нами!

Щебенов медленно и неторопливо, в своей обычной манере, сказал: