Ахэрээну - страница 12
**
Сумерки бросили притворяться днем, они, сизые и сиреневые, спускались слишком быстро. На стук носильщика распахнулись невысокие резные ворота, Лайэнэ, приложив палец к губам, сделала знак ахнувшим слугам — молчать. Они внесли ее в дом, расплатились с женщиной и носильщиками, засуетились возле хозяйки, а той ничего сейчас не хотелось, только добраться до флаконов и умчаться в Лощину.
Наверное, впервые в жизни ее никто в собственном доме не слушал. Обеспокоенные, домочадцы сновали вокруг — приложить лед к свежему синяку над правой бровью, примотать к ноге компресс из целебных трав. Лайэнэ не умела заставить себя слушаться, обычно ей рады были услужить и так.
Сумерки густели, наливались синевой и вечерними ароматами. Безнадежностью.
— Подите все прочь! — наконец выкрикнула она, сидя на подушках на собственном ложе, и швырнула одну из подушек в служанку. И зарыдала, уткнувшись лицом в покрывало.
Слуги, испуганные и озадаченные, ушли тихо-тихо, не скрипнув половицей, не стукнув дверной створкой. Слезы схлынули так же внезапно, как прорвались. Умирая от стыда и тревоги, Лайэнэ вытерла лицо, кое-как поднялась, дохромала до своих ящичков, поспешно, едва не уронив, вытащила шкатулку. Вот этот флакончик, и, пожалуй, вот этот… он, кажется, тоже не полон. Сдвинула отобранное на край стола. На первое время хватит.
Дрожащей рукой ухватила чашечку со сладким питьем, заботливо оставленным слугами. Весь день во рту не было ни капли воды. Съесть бы еще хоть что-нибудь. Но ворота, ворота…
— Ничего сегодня не будет с ним, можешь не волноваться.
Когда серая тень появилась из-за прикроватной занавеси, Лайэнэ испытала не страх, а почти облегчение.
— Ты пришел убить меня?
— Нет. Поблагодарить.
Звон раздался: Лайэнэ посмотрела вниз. Сине-белые осколки лежали возле ее ног, а чашечки в руке не было. Не заметила, как пальцы разжались.
— Тэни жив. Уж это я чувствую даже через монастырские стены…
— Что… как… — она оперлась на столик; голос не слушался, и ноги тоже.
— С него сегодня не спустят глаз. В Осорэи явился гонец из Столицы. Я передал весть об этом; предупредил, что Дому и наследнику надо быть готовыми ко всему. И к покушению тоже — от местных. Не думаю, что все так плохо на деле, но сейчас…
Лайэнэ закрыла глаза. Голова закружилась.
— Сядь, — он вернул ее на кровать, сам отступил на прежнее место.
— Слуги пока не придут, если что… я занял их в другом месте дома.
Пожар, что ли, устроил? — обессилено подумала молодая женщина, и ей было все равно. Энори смотрел на нее, собранный, похожий на сжатые в кулак пальцы. Просто смотрел. Что он недавно сказал? Поблагодарить?
— Не понимаю… я же помешала тебе.
— Да, помешала. Но я могу хотеть разных вещей. Это нежить вроде тори-ай одержима убийством, не я.
Шагнул ближе, неожиданно опустил взгляд. То ли просто в пол смотрел, то ли на сине-белые черепки.
— Спаси мальчика, Лайэнэ. Я сам не смогу.
— Чего ты хочешь? — спросила она — растерянно, напряженно.
— Я сам создал нашу связь, не думая, что так будет. Он мне… очень дорог.
— Не понимаю, — повторила она.
Энори вдруг оказался внизу, на полу, среди черепков; сидел, обхватив себя за плечи, а глаз так и не поднимал. Отозвался глухо, в его странном голосе на сей раз не нашлось ни одной звонкой ноты:
— Больше мне просить некого.
— Но ты же хотел мести? Я читала письмо…
— Еще бы оно от тебя ускользнуло! Но тогда ты знаешь. Этот костер будет долго гореть…
— И ты… хочешь моей помощи?
Лайэнэ немного пришла в себя. Гонец, страх перед Столицей, возможное покушение… да, это серьезно. Как удачно подвернулся этот гонец! Невольно тронула лоб. И Энори, он вырастил мальчика, он и впрямь чувствует… только если все изменится прямо сейчас, никто ничего не успеет сделать. Бросила взгляд на окно — стемнело уже. Ворота закрыты.
— Ты не дал мне уехать, — сказала тихо-тихо.
— Мне надо с тобой поговорить. Иначе ты не стала бы слушать.
— То, что женщина так долго не шла… твоих рук дело?
— Моих.
Он тоже говорил тихо и напряженно.
— Поверь, я…
— Тебе нельзя верить. Ты всегда… ты способен вывернуть водную гладь наизнанку, — произнося это, Лайэнэ вспомнила, что говорят о нечисти. Слабая надежда, но все же…