Академия Князева - страница 10
– Вылей воду, потом переобуешься! – сердито сказал Князев, но тут же сам зачерпнул в оба, соскользнув ногами с торфяного уступа.
Перед очередным бугром они остановились. В болоте протекал ручей шириной метра полтора, и наплавные берега его были как кисель – ни перепрыгнуть, ни обойти. Князев шестом попробовал нащупать дно, но шест свободно уходил по самую руку.
– Может, вплавь попробуем? – несмело предложил Матусевич.
– Нет у меня желания в этом гнилье купаться! – ответил Князев, вспомнив про свой радикулит.
Дюк с мокрым брюхом вертелся рядом. Князев показал рукой:
– Дюк, вперед!
Пес распластался в прыжке, но бугор по ту сторону ручья был высок и крут.
– Давай, давай!
Дюк отчаянно царапнул когтями, не удержался и сполз в воду. Они постояли еще немного, но ничего не придумали. Князев выругался и метнул шест, как копье, в ржавую торфяную кочку.
Назад идти было легче, но Князев спешил и еще раз зачерпнул сапогом. Со злости он пнул Дюка. Пес взвизгнул, отскочил и обиженно поплелся сзади. Матусевич уже молчал, а то и ему досталось бы. Он только украдкой погладил Дюка по мокрой спине.
Огибать болото пришлось глубоко лесом. В общей сложности потеряли не меньше часа. И только выйдя на линию, Князев успокоился. Они разожгли костер, обсушились и двинулись дальше.
Безветренно и душно было в тайге. Раздеться бы сейчас, забросить подальше эту вонючую сетку, вольно вдохнуть всей грудью терпкие лесные запахи. А потом лечь в холодке и выспаться.
Но приходилось поднимать воротники брезентовых курток, чтобы комары не кусали сквозь прилипавшие к шее накомарники, и прятать руки поглубже в рукава. А поспишь на голой земле – пусть даже одетым – ляжешь здоровым, а встанешь больным, и на всю жизнь. Пушист и мягок мох, но земля под ним оттаивает не глубже метра.
Они перевалили через ледниковую гряду, узкую и длинную, как железнодорожная насыпь, и вошли в кедрач. Там было ровно, сумрачно и чисто, почти без подлеска. «Везде бы так», – подумал Князев.
Он любил кедр – самое прекрасное и щедрое дерево северных широт. За могучую жизненную силу, за чистоплотность, за мудрую доброту ко всем обитателям тайги. Кедр благороден. Он не растет на болоте. Он душит зловредные тальниковые кустовины и подлый ерник, но холит полезные и съедобные растения. Осенью здесь будет пиршество…
После кедра опять пошли березки вперемежку с осинами. На зеленой коре осин виднелись свежие погрызы. Князев измерил высоту – почти вровень с поднятой рукой. Крупный был зверь и тянулся повыше, где кора мягче.
– Видал? – спросил Князев.
У Матусевича округлились глаза.
– Медведь?
– Сохатый!
– А, – сказал Матусевич, – ого!
В конце четвертого километра им наконец встретилось первое обнажение. Вдоль неглубокой, но крутой лощины тянулся мелкий плитняк крупнозернистых зеленовато-серых туфов.
Раскопав молотком мох, Князев обнаружил и коренное залегание. Описав обнажение, они устроили пере-кур.
– Дрянной репудин! – сказал Князев, намазывая руки. – Весь с потом сходит.
– Репудин ругаете, а крем мой выбросили! – напомнил Матусевич.
– Этим кремом только Дюку под хвостом мазать. Рыбаков на Днепре он, может, и устраивает, а в тайге твоя «Тайга» бесполезна. Здесь самое радикальное средство – деготь.
– Читал я как-то в газете, что химики новое средство изобрели: тюзол или фюзол – не помню. Меня тогда этот вопрос не волновал.
– Ты эту заметку комарам покажи, – засмеялся Князев. – Может, испугаются.
– Да, – вздохнул Матусевич, – тому, кто избавит человечество от этой дряни, надо при жизни памятник поставить. Из чистого золота.
– Святое дело! – согласился Князев. – Я на этот памятник месячную зарплату отдам.
– А действительно, Андрей Александрович, почему жители таежных районов не поднимут этот вопрос?
– О памятнике?
– Да нет же, о комарах. Ведь всем достается.
– Это, брат, сложное дело. Чтобы избавиться от комаров, надо осушить болота, а для этого нужно растопить всю мерзлоту, то есть целиком климат изменить.
– А при чем тут мерзлота?
– Она играет роль водоупора, задерживает грунтовые и атмосферные воды – И Князев поплевал на окурок.
Начинался пятый километр.