Аквариум - страница 12

Пройдя несколько метров от подъезда до своей машины, «телефонный мастер» промок насквозь — я видел, как он ругается, открывая багажник, чтобы убрать инструменты. Когда ему наконец удалось открыть дверь микроавтобуса и сесть за руль, его одежда весила, наверное, килограмма на три-четыре больше, чем прежде. Думаю, окна в его машине запотели раньше, чем он успел доехать до перекрестка.

Я нашел черствую булку и съел ее с холодными консервированными бобами — на завтрак. Никакого кофе, иначе я и всю следующую ночь не сомкну глаз. Надо бы сходить в магазин, но не в такую же погоду.

Наблюдение за домом напротив тоже волей-неволей прекратилось. Сквозь струи дождя, который еще усилился, все виделось каким-то искривленным и нереальным. Люди больше походили на моллюсков.

Оттуда меня доставили на вертолете. Мне даже кажется, будто я что-то такое припоминаю: грохот винтов и голос, твердивший: «Он не выдержит». Я вроде подумал тогда: «Да нет, выдержу», — прежде чем снова потерять сознание.

В Хайльбронне, а потом и в Штутгарте в больницах меня не приняли — там были другие срочные случаи, и мы полетели в Тюбинген. Меня погрузили в глубокий наркоз, сделали операцию на позвоночнике и наложили гипс. Сломанными оказались восемь пальцев, два из них держались практически на честном слове — на связках и обрывках кожи.

Отходя от наркоза, я целую неделю пребывал в полусне. Меня преследовали кошмары, сменявшиеся то эйфорией, то глубокой депрессией. В голове все время звучал вопрос, что с Шейри, но впервые я произнес его вслух, лишь когда полностью пришел в себя.

— Кого вы имеете в виду? — спросила сестра.

— Шейри — это женщина, с которой я ехал на мотоцикле.

— Подождите, пожалуйста, я приведу врача.

Сестра мгновенно исчезла из моего поля зрения, донесся скрип ее шагов и звук открывающейся двери.

Я лежал на спине, загипсованный с головы до пят — свободными оставались только плечи и верхняя часть рук, все остальное было жестко зафиксировано, — и в моем мозгу безостановочно вертелось: «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста», но, увидев лицо врача, понял, что все напрасно.

— Вы спрашивали о женщине, которая вместе с вами попала в аварию?

По-моему, я ничего не сказал, только смотрел на него.

— К нам доставили только вас. Могу навести справки.

Он хотел уйти, выбрать более подходящее время. Но я закричал:

— Скажите! Скажите сейчас!

Врач посмотрел на меня и кивнул:

— Умерла на месте.

Фигура его потеряла очертания. Я уже ничего не видел. Только услышал: «Мне очень жаль» — и распоряжение, отданное сестре: «Принести успокоительное!»

После того как сняли гипс, меня перевели в Берлин, и Карел несколько раз приходил в больницу, болтал о клубе, который недавно купил и хотел перестроить. Он пытался меня отвлечь, и порой ему это удавалось.

Зашли двое музыкантов, к моему большому удивлению, потому что вообще-то в нашем кругу друг друга ценят, только пока работают вместе, и могут много лет не вспоминать о тебе потом и любить уже совсем других. Один из этих двоих, русский, Олег, игравший на аккордеоне сумасшедший авангард, постоянно сидел без денег — время от времени я предлагал ему работу. Он принес бутылку водки и спросил, не нужен ли мне кокаин. Я поблагодарил, но отказался, и, обменявшись несколькими фразами, мы уже не знали, о чем говорить.

Мартин, руководитель двойного квартета, который он беззастенчиво продавал направо и налево, заставляя участвовать во всех мыслимых шоу, концертах и рекламных роликах, просто положил на кровать пакетик. Похоже, все они мыслили одинаково: главной моей проблемой было отсутствие кокаина. Я вернул пакетик: вот уже несколько лет, как я перестал баловаться кокаином. Мартин тоже пробыл у меня меньше, чем главный врач во время обхода.

Наведалась однажды и Сибилла, но она лишь молча постояла рядом с кроватью. В полудреме трудно было сообразить, то ли она мне снится, то ли я вижу ее наяву. Когда я наконец понял, что это явь, она уже исчезла. «До свидания!» — прокричал я в закрывающиеся двери. Бросить вслед я ничего не мог, потому что не владел пальцами.

И только потом заметил на постели маленькую собачку из мягкой ткани. Овчарка из мультика. Такая была у меня в детстве, она потерялась при переезде в Берлин, и я как-то рассказывал Сибилле, что мне до сих пор ее иногда не хватает.