Алба, отчинка моя… - страница 28

Итак, слушая Бостана, работали люди, незаметно для себя приканчивали гору свеклы или ряд кустов винограда и всем миром переходили к новой горе или к новому ряду, а тут какой-нибудь умник из нынешних, больно ученых и бессовестных, случалось, вытаскивал графин вина из кошелки и без зазрения совести говорил что-то вовсе непонятное в лицо Никанору:

— Ну, все теперь ясно, дальше некуда!.. Пусть здравствуют, бадя Никанор, ваши ямки до светлой весны астронома Птолемея! — После чего, черт малахольный отхлебнет из графина добрый глоток и в ус себе не дует. Бадя же Никанор, разогнавшийся на большой разговор, продолжал обиженным тоном:

— Ну что вам еще сказать, бре? Когда я к нему подошел, он уже мертвый лежал…

И люди, оставляя работу, молчали, и сам Никанор Бостан тоже молчал, о чем еще было рассказывать?! Уж не о том ли, как сосед лежал на боку и папироса его чадила, а в углу рта выступила красная пена…

Да, вот такая была эта смерть — не среди слез и подушек, шепота и молитв, с традиционным «прости».

— Нет, я к тому говорю, что плюет теперь человек на все! — рассуждал бадя Бостан на другой день в доме свояченицы. — Много умников развелось со средним образованием!.. — И быстро обернувшись к племяннику: — Прости, Тудор, дорогой, не о тебе говорю, ты человек достойный и рассудительный, повидал всякой всячины, и, может быть, там, на твоей лодке подводной, сама смерть не раз и не два стояла у тебя за спиной! Говорю про наших сосунков патлатых, как вчера на свекле… Я вот людям рассказывал, как помер сосед наш Кручану, а один молокосос встрял в разговор: «Будьте здоровы, бадя Никанор, а также и ваши ямки под саженцы. — И, заедая килькой вино, говорит: — Ура, мол, куму твоему гастроному… Птолемею»… И что это значит, убей, не пойму…

— Может, он имел в виду Птолемея, древнего египтянина и великого астронома, который учил, что Земля имеет форму тарелки? — ухмыльнулся племянник Бостана.

— Что у меня общего с Птолемеем?! — возмутился Бостан. — И что ему дались мои ямки… Тоже мне умники на наши головы навязались! Потешаются и над мертвыми и над живыми!..

Разговор этот происходил в воскресенье на сговоре Тудора, племянника Никанора Бостана, с родичами невесты. А сам Никанор за этим столом вдовой свояченицы представлял главу дома. Однако к жениху он обращался с заметным почтением, ибо тот, по существу, и был главой семейства — самостоятельный человек, и не только среднее образование имел, он и в армии отслужил, как уже говорилось, на подводной лодке матросом, а теперь содержал дом, работал шофером в районной пожарной команде. Так что этот жених на своем сватовстве, вопреки всем семейным законам, имел право голоса в компании взрослых, мало того, он и сидел за столом на самом почетном месте, рядом с отцом невесты и своим будущим тестем, который вдруг вздохнул и грустно заметил, безотносительно к разговору!

— Как же это человек устроен, ей-богу, сегодня есть — завтра нету…

Интересно, что же это изнутри грызло его и подводило к столь печальному выводу?.. И нет, не скажешь, чтобы отец невесты и будущий тесть был уже такой старый!.. А по дому уже разносились ароматы горячих кушаний и молодого вина, дразнящие запахи, предваряющие богатое праздничное застолье. Ведь два семейства должны были породниться сегодня. И дело как будто бы ладилось, вот они уже сидят за общим столом и с подчеркнутым радушием называют друг друга сватом и сватьюшкой. И жених, этот шофер первого класса из бывших подводников, парень что надо! И пора бы начинать дело, да поджидали старшего свата, который запаздывал. И как всегда бывает в подобных случаях, когда за столом, уставленным яствами, наступила вдруг какая-то полоса молчания, кому-то обязательно надо порассуждать о бренности бытия! И вот тебе на, тесть не к месту помянул о покойнике: «Сегодня есть — завтра нету…» Должно быть, к слову пришлось. Или, может быть, пересуды о Кручану не прекратятся, покуда в землю его не зароют? Да ведь нет, не забывают люди и тех, кого уже давненько закопали. Пока мы живем на земле, живут вместе с нами и наши покойники.