Альберт Швейцер. Картина жизни - страница 7

Вскоре вслед за учеными в Тропическую Африку потянулись люди совсем иного толка — дерзкие искатели приключений, а также специалисты, действующие по чужому приказу: все хотели захватить для себя как можно больше из сказочных богатств Африки. Расцвет промышленности в Европе создавал потребность в сырье всех видов. Это было начало «современной колонизации». Естественно, к делу были привлечены и военные. Им вменялось в обязанность покорить обширные территории, подчинив их власти своей страны. Начался беспримерный разбойничий поход, неслыханно беспощадный. И уж, конечно, неизбежно возникали споры между самими завоевателями. Поэтому Бисмарк созвал в Берлине конференцию, которая продолжалась с осени 1884 до весны 1885 года. В этой так называемой «конголезской конференции» приняли участие 14 развитых промышленных европейских стран, а также Соединенные Штаты Америки. Под предлогом урегулирования вопроса о свободе торговли в бассейнах рек Конго и Нигер в действительности были определены границы территорий, на которые претендовали отдельные государства, и достигнуто соглашение об этих границах. Угнетение иноземных народов было легализовано «конголезским договором».

Одна за другой «колонизировались» новые земли, несмотря на сопротивление исконного населения. Германия, считая, что при недавнем дележе ее интересы были ущемлены, теперь с особым рвением принялась захватывать колонии. Вместе с колонизаторами, как откровенно агрессивными, так и выступавшими под знаменем миролюбия, в Африку в большом числе потянулись также миссионеры всех вероисповеданий. Церковь тоже стремилась расширить свое влияние.

Наверно, у детей гюнсбахского пастора часто горели лица, когда им рассказывали о необыкновенных приключениях миссионеров в джунглях Африки. Но разве в невинном детском уме Альберта Швейцера не должно было вскоре вспыхнуть недоумение?

Почему отец рассказывает только о миссионерах, об их страданиях и самоотверженности? Разумеется, это необыкновенно интересно. Но почему он лишь мимоходом упоминает о туземцах, которых хотели обратить в христианскую веру? Как же они жили раньше, до появления миссионеров? И отчего они так сопротивлялись этомy обращению?..

На маленького Альберта, несомненно, должно было произвести глубокое впечатление самоотречение миссионepoв, которых церковь рассылала в чужие, негостеприимные края. Но разве он не чувствовал в то же время глубокого сострадания к туземцам, которым отныне надлежало покориться власти господа бога? Когда мальчику случалось бывать в соседнем с Гюнсбахом городе Кольмарe, он шел к памятнику адмиралу Брюа на Марсовом поле, созданному кольмарским ваятелем Бартольди, который впоследствии прославился другим своим творением — статуей Свободы, воздвигнутой у входа в нью-йоркский порт. Но не адмирал Брюа, могучий завоеватель колоний, привлек внимание Альберта Швейцера, а один из персонажей скульптурной группы — африканец. Много позже Альберт Швейцер писал: «Атлетическая фигура с задумчивым, печальным выражением лица. Этот негр чрезвычайно занимал меня. Всякий раз, когда нам случалось бывать в Кольмаре, я изыскивал повод наведаться к памятнику, чтобы взглянуть на негра. Его скорбнoe лицо говорило о страданиях Черного континента. Еще и сегодня, всякий раз когда приезжаю в Кольмар, я совершаю паломничество к этому памятнику».

Впечатления, которые Альберт Швейцер ребенком получил из рассказов миссионеров об Африке, не изгладились из его памяти. И при всей необходимой осмотрительности все же напрашивается предположение: не здесь ли следует искать корни того скептицизма, с которым Швейцер относился ко многим господствующим церковным учениям, и прежде всего к «догматически мыслящим» кругам в лоне протестантизма и их влиянию в миссионерских обществах? Впоследствии Швейцер признавался: «Меня всегда занимал тот факт, что сами миссионеры обычно отличались несравненно бóльшим свободомыслием, чем члены правлений их миссионерских обществ».

Когда Альберту исполнилось девять лет, родители определили его в реальное училище города Мюнстера. Отныне он утром и вечером должен был преодолевать трехкилометровый путь от дома до школы и обратно, что позволило ему по-настоящему открыть для себя красоты долины Мюнстера. «Высшей радостью для меня было проделывать этот путь в одиночестве, без товарищей, которые тоже направлялись туда же, куда и я, и думать о своем. Как полно в ту пору во время этих моих прогулок я наслаждался прелестью осени и зимы, весны и лета!»