Алёнкины горизонты - страница 15

Меня задавила кручина: д-а-а-а, что ж ты сделала, Русь, из Алёнки Пузатиковой… Захотелось заплакать. Теперь понятно, почему ратник на лукавство моё не повёлся. На меня бы сейчас и бомж подвальный второй раз не глянул. Да уж, несчастье…

И пока я предавалась грустным своим мыслям, они подкрались ко мне незаметно. Трое чернявеньких, с саблями. Один, наверное, самый главный, сунул мне саблю под нос и зашепелявил:

— Урус баб, зы-давайся!

Я удивлённо вздёрнула брови:

— Чего?

— Зы-давайся! — настойчиво повторил он.

Кровь по венам побежала быстрее — враг! Глаза сузились в угрожающем прищуре, а в голове зарычало: Ща, з-дамся, причешусь токмо. Я подбоченилась, взяла коромысло наперевес и предупредила:

— Слышь, ушлёпок, ты бы тут ножичком своим не махал, а то у меня настроение поганое, накостылять могу.

Я понимаю, воспитанная девушка из двадцать первого века не должна выражаться грубо, пусть даже собеседник её неадекватен. Но у меня, наконец, появилась возможность отыграться на ком-то за все свои последние разочарования и неудачи, и я ухватилась за эту возможность, как за последнюю надежду вернутся домой. К тому же вражина эта окаянная всё равно ничего не поняла, ибо как продолжила сабельку свою в нос мне совать, поэтому я изловчилась да как треснула ему коромыслом по башке — у него только пятки подпрыгнули. Во как!

Двое оставшихся завизжали и пошли в атаку. Один прыгнул на помост, второй попытался добраться до меня по ручью. Где там! Перехватив коромысло поудобнее, я с размаху врезала сначала одному, потом другому. Оба утихомирились. Первый нападавший так и не очухался, и можно было праздновать победу. От Коромысловой башни вниз по откосу бежали ратники. Они кричали что-то — я не слышала что — и призывно махали руками. При иных обстоятельствах я бы подумала, что они зовут меня к себе. Или на что-то указывают. На что?

Я обернулась — твою мать! Со стороны Ярилиной горы надвигалось целое полчище чернявеньких с луками. Вид у всех был расстроенный и решительный. Я посмотрела на коромысло: нет, это не то оружие, которое поможет мне победить. А что поможет? Может быть, дар убеждения? Как-то в детстве я убедила папу не ставить меня в угол в обмен на обещание полюбить историю. А что пообещать этим?

Но пообещать я ничего не успела. Воздух зашелестел, и словно в замедленном режиме я увидела устремившуюся ко мне тучу стрел…

Ощущение такое, будто тело не моё. И горит вдобавок. Я прижала ладони к груди, пощупала: да нет, моё. Вздохнула глубоко, повела плечами — огонь начал отступать; не быстро, а как-то нехотя. Я ещё раз вздохнула, на этот раз с облегчением, и оглянулась.

Я по-прежнему стояла на мостках у ручья, только никаких чернявеньких злодеев рядом не наблюдалось. И стрел, соответственно, тоже. Отрадно. Зато кто-то расширил дно Почайнского оврага и проложил по нему дорогу. Клянусь всеми святыми, когда я сюда спускалась, никакой дороги не было…

— Ты, девка, за водой пришла али как?

По тропинке к ручью спускались две бабы. Каждая несла на плече коромысло с вёдрами и каждая походила на семёновскую матрёшку, только в чёрно-сером варианте. Я поискала глазами свои вёдра, не нашла и отступила в сторону. Отвечать на заданный вопрос я не стала, да бабы ответа и не ждали. Они поднялись на мостки и принялись набирать воду, попутно судача о своих делах.

— Да будь он неладен етот Бунопарт! — возмущённо говорила одна. — Ныне утром на Сенной рынок ходила, так бабы судачили, что хранцузы Смоленск сожгли. Будет теперь что-то.

— И то верно, — кивнула вторая. — Всех мужиков до ополчения сгонют и воевать отправют.

— Уже сгоняют. У Кочетовых сына в солдаты забрали, а у Глашки Потаповой — мужа. А они вместе и года не жили.

Бунопарт, если я правильно понимаю, есть не кто иной, как император Франции. Смоленск сожгли… стало быть, ближе к августу. Хорошие подсказки, всегда бы так. Получается, я опять…

Мысль заработала быстро и чётко. Значит так: я телепортируюсь каждый раз, когда нахожусь на краю гибели. В первый раз машина пыталась меня задавить, но за мгновенье до смерти мой организм мобилизовался и отправился в прошлое. Потом, когда лиходеи-строители закопали меня живьём, я начала путь в обратную сторону. Сейчас я в восемьсот двенадцатом — в тысяча восемьсот двенадцатом. Чтобы вернутся домой надо ещё как минимум раз умереть. Или больше, но будем надеяться, что одного раза хватит. Ну, и как мне умирать?