Алесия, барышня в бегах - страница 29

стр.

— Да ты что, совсем рехнулась? — изумилась Оаннель, — певицам всегда дарят подарки! Это нормально! Иметь поклонников — это нормально!

Конечно, нормально. До тех пор, пока этот поклонник не заявится к тебе в гримёрную, и не предъявит счёт.

— Я не буду это носить, — сказала я, чувствуя, как отчаянно тоскует моя душа по нормальной одежде.

— Ну и дура! — чуть ли не плюнула Оаннель.

— Томми, унеси это всё обратно.

— Куда обратно? — спросил робот.

— В службу доставки. Пусть вернут тому, ко послал.

Оаннель прищурившись, смотрела как уходит робот. Когда облако роз скрылось в дверном проёме и принялось опускаться вниз по ступеням, она повернулась ко мне.

— Что ж, милочка, а новые песни то ты учить будешь? — спросила меня Оаннель.

— Наверное, да, — ответила я, не понимая, в чём тут кроется подвох.

— Учти, новые песни все будут про любовь!


20. Среди цветов.

Легко быть принципиальной, сидя в своей комнате. Никто там тебя не увидит, никто не узнает, что ты отвергла роскошное бархатное платье раде линялых обносков.

На людях сохранять принципы куда сложнее. Я шла по «Гамаюн-моллу», я всего на каких-то сто метров отошла от «Оршойи», ресторана Оаннель, а на меня уже посматривали. Нет, не глазели, конечно и никто не показывал на меня пальцем. Но и этих вскользь брошенных взглядов, удивлённо приподнимающихся бровей мужчин, надменного недоумения, написанного на лицах женщин, было достаточно, чтобы понять, насколько ужасен мой лиловый костюм, и насколько бедно он выглядит. Среди состоятельных жителей Марса (а на орбите Марса жили только состоятельные инженеры и их семьи) я выглядела, наверное, как нищая туристочка с Земли. «Что она тут делает?» — читала я на лицах прохожих, — «она вообще, понимает, что ей здесь не место»?

Может быть, я преувеличиваю, может быть никому из этих респектабельно одетых марсиан до меня не было никакого дела. На самом деле, я даже не уверена, что на Земле одеваются бедно. Но мне было достаточно и двух-трёх косых взглядов, чтобы почувствовать себя убогой провинциалкой. «Уж лучше бы я постаралась вернуть нормальный вид свадебному платью, и пошла в нём» — запоздало раскаивалась я.

И вот так, сгорая от стыда и теряясь от смущения, я дошла до стойки, на которой отражалась информация о том, что можно купить и куда можно пойти в «Гамаюн-молле». Но в «Гамаюн-молле» было столько всего, что поиск несчастных ниток-иголок заметно затянулся. Я листала светящиеся страницы стойки, наверное, уже минут пятнадцать, пытаясь сориентироваться в сложных разделах и подразделах этого справочника, как вдруг вокруг меня остро запахло землёй и свежей зеленью. Подняв голову, я увидела, что мимо караваном проезжает цепочка решётчатых ящиков, в которых находятся какие-то растения. Ящики, конечно, ехали не сами по себе, каждый из них вёз небольшой плоский робот-погрузчик.

Я проследила взглядом за этими удаляющимися коробками, и на последней из них успела разглядеть надпись «Цветы Зегзицы».

Видимо, Клим Зегзица был где-то рядом. Или не был? Возможно цветы собирались расставить и без его руководства. Но я все равно пошла за удаляющимися ящиками с цветами. Не могу сказать, что мне очень хотелось видеть Клима. Я бы, на самом деле, предпочла кого-то другого, хотя бы одну из своих старых приятельниц — если бы не была уверена, что мои приятельницы, (бывшие, по совместительству, дочерьми приятельниц Карензы), тут же расскажут моим родным и Бебианам, где я нахожусь. Я шла не к Климу, как таковому, я шла за человеческим теплом и участием, потому что Клим, как ни крути, проявлял ко мне участие. И кроме него у меня на этой планете никого не было. Не медному же бармену мне жаловаться на жизнь.

— Привет! — сказала я Климу, когда увидела его.

Он стоял посреди большого пустого зала и следил за тем, как роботы расставляют растения в горшках, прикрепляя их к стенам и подвешивая к потолку.

— Привет… — Клим рассеянно оглядел мой жуткий костюм, — ты все ещё в бегах?

— Да. Я устроилась работать.

— Работа — это хорошо.

Клим пометил что-то на своём планшете, и парочка ящиков перед ним поехала вперёд.