Алесия, барышня в бегах - страница 36
— Молодец, — похвалила меня Оаннель, когда я, поклонившись, ушла за кулисы. — Хорошо поёшь.
И тут же она прокричала на весь зал:
— А сейчас сюрприз! Новая песня Алесии Норовой! «Твои глаза»!
— Я даже слова толком не выучила! — панически шепнула я Оаннель.
— Не ври, милочка, я тебе эту песню раз пять пропела, ты прекрасно её знаешь, — И Оаннель сунула мне в руки ноты. — Иди.
Я вышла под гром аплодисментов — и удивительно, как они меня окрылили. Я вдруг поняла, что действительно всё могу. Спеть песню, которую начала учить сегодня утром? Да запросто! Зазвучавшая музыка показалась мне прекрасной. Я приготовилась петь, я пробежала первые строчки глазами:
… И я инстинктивно подняла взгляд на зрителей, на эти полсотни человек, внимательно на меня смотревших. Кого из них назначить возлюбленным, которому я это спою? И мне в глаза бросилась тёмная фигура, стоявшая в дверном проёме. Угловатые, широкие плечи, нервный поворот головы — я в миг узнала Эбрела. Я не видела его лица, оно было в тени, я не могла разглядеть его взгляд, Я видела только наряженную позу, и мне вдруг вспомнилось, как он меня любит. Или думает, что любит — мне сейчас было всё равно. В любом случае, на тот момент это были самые сильные любовные переживания в моей жизни. И я запела Эбрелу. Я запела, обращаясь к Эбрелу, я запела ему, как своему возлюбленному:
Динамичная, страстная музыка обволакивала сознание и убаюкивала мозг. А когда я допела, меня вызвали на бис. Эбрела уже не было, я не смогла разглядеть его в зрительном зале, но это было уже не важно, я всё равно пела для Эбрела, а потом пела уже для всех, я как будто была в люблена в каждого, кто был в зрительном зале, я была влюблена в сам зрительный зал, в подсветку, в хрустальный блеск светильников — я была влюблена в себя, и в своё пение.
— Алесия, тебя зовут за столик — сказала мне Оаннель, когда я спустилась со сцены.
Я не раздумываясь огласилась. Я чувствовала такое оживление, что мне хотелось его немедленно выплеснуть, хотелось разговоров, смеха… А за столиком был Эбрел.
— Привет! — радостно поприветствовала я его, — вы за мной следите, не иначе.
И улыбаясь Эбрелу, я улыбнулась ещё парочке мужчин, за соседним столиком, смотревших на меня.
— Да, слежу, — криво улыбаясь согласился Эбрел.
В нём все ещё чувствовалась какая-то неловкость, он, неожиданно, как будто, даже робел, и это было мило. Но быстро прошло. Эбрел остановил официанта, взял с его подноса бокал, отхлебнул, усмехнулся каким-то своим мыслям, и сказал мне:
— Вот я сижу тут и гадаю, вы всё ещё злючка, или нет?
— Злючка, — уверенно заявила я, — и замуж не пойду, не зовите.
Со сцены зазвучала музыка — роботы музыканты услаждали слух публики своим творчеством.
— А пойдёмте танцевать? — сказала я Эбрелу.
Глаза Эбрела сверкнули недобрым огнём.
— Что ж, пойдем, — неторопливо согласился он, — может, перейдём на ты?
— Да пожалуйста. Пошли.
Я решительно взяла Эбрела за руку, и повела на танцпол. Его рука была холодна как лёд.
— А чем ты занимался до всего этого? — смело спросила я Эбрела.
— До чего? — спросил Эбрел, больно сжимая мой локоть.
Но мой кураж было уже не остановить.
— До того как попытался меня изнасиловать? — безжалостно спросила я у него, — Это у тебя был единичный случай, или ты серийник?
Эбрел задышал тяжело — он явно не ожидал от меня такого вопроса. Но он быстро с собой справился. И надменно фыркнул.
— Я не пытался. Это был не я. Тебе показалось. Я же тебя люблю, разве не видно?
Теперь дыхание сбилось у меня. Я не первый раз слышала признания Эбрела, он умел говорить и более прочувствованно, чем сейчас, но я только что пела о любви. И слова Эбрела отозвались в моей душе той самой любовной песней. Сердце моё забилось.
Пело моё сердце, пело в разрез с той мелодией, которая звучала на танцполе. Я машинально сжала руку Эбрела.