Алмазная грань - страница 36

— Во что дом превратили! — еще яростнее крикнул Корнилов, топнув ногой. — В стойле свином барин живет. Завертелся с делами, голова кругом, а вам и любо — спросу нет. Изволь-ка все в порядок привести! Дрянь со стен ободрать, а Максим пусть подберет хорошего штофа для обоев. Заодно и мебель смените — такой гарнитуре в людской стоять. Для шторок бархату лионского купите, ковры перемените. К приезду Алешеньки весь дом чтобы в порядке был.

В середине зимы Кириллин поднялся на ноги.

— Похоже, люта зимушка, — поеживаясь от холода, думал он вслух, разглядывая в разрисованное морозом окно занесенный сугробами колодец. — Какой день сегодня-то? Зимний Никола прошел или нет?.. Куда Лизавету унесло? В избе холодно, а она где-то бродит.

Кириллин притронулся к печи и удивился: от раскаленных кирпичей веяло жаром.

— Что же я зябну-то? — удивился мастер, надевая полушубок. — Неужели все еще хворь? Сейчас бы винца стаканчик хватить.

— Папаня встал! — радостно вскрикнул Федька, остановившись на пороге.

— Дверь-то прикрывай, бестолочь! Не студи избу! — крикнула шедшая позади Лизавета.

Мастер посмотрел на разрумяненное морозом лицо жены, на тонкие пушинки инея, таявшие на темных ресницах, и позавидовал: хорошо быть здоровым.

Вздохнул и сказал:

— Водочки выпить, что ли. Озяб.

— Да ты что? В избе-то как в бане.

— Тебе как в бане, а мне холодно.

— Выпить захотелось, вот и придумываешь. Только пить-то нечего. Вина сиделец не дает. Барин наказал в будний день мастерам — ни капли.

— Идти не хочется?.. Ладно, сам схожу.

— Ты что, спятил? С одра поднялся и сразу за винище. Холодно — чаю сейчас вскипячу.

— Не хочу твоего чаю. На улице месяца три не был. Пройдусь немного, потом выпью немного и на печь греться. Какой день-то сегодня, Лиза?

— Спиридона-поворота.

— Ползимы как и не было: солнце — на лето, зима — на мороз пошла. Сколько провалялся, бездельник.

— Да ты и впрямь не в себе? — всполошилась жена. — На улице морозище — дух захватывает. В избе зябнет, а сам на мороз лезет.

— Молчи! Дай шапку!

Когда вышел на улицу, голова у Кириллина вдруг закружилась, все поплыло кругом. Чтобы не упасть, мастер ухватился за притолоку крыльца.

«И впрямь студено», — мелькнула мысль.

От мороза свело дыхание. Казалось, тысячи невидимых игл вонзались в грудь. В ушах не стихал оглушительный звон. Немного спустя стало получше, а когда вышел на дорогу, от груди совсем отлегло.

«Ослаб лежучи, — решил мастер, шагая по дороге. — Отойду еще».

Мысленно подбадривая себя, Александр Васильевич шагал не спеша и только щурил глаза. Снег на солнце горел, как просыпанная хрустальная пыль. Оттого что так ярко блистал снег, приходили светлые, успокаивающие мысли.

— Здоровенько! — распахнув дверь, радушно сказал Александр Васильевич сидевшему за конторкой сидельцу. — Барыши все считаешь, курицын сын?

Лавочник удивленно поглядел на Кириллина и недоверчиво спросил:

— Выздоровел?

— Как видишь. Выпить хочу по такому случаю.

— Вином теперь не торгую по будням. Барин не приказывает. А за тобой еще и должок ведется: за пять штофов не плачено.

Кириллин опешил.

— Чего мелешь-то? Всего-то два брал.

— По-твоему — два, а по-моему — пять, — сухо сказал сиделец. — Спорить нечего — в книжке записано.

— Покажи!

Сиделец потянулся за книжкой, лежавшей на прилавке, и, опасливо посмотрев на мастера, спрятал ее в конторку.

— Нечего смотреть. Приказчик посмотрит.

Кириллин рванул крышку конторки и схватил книгу. Вместе с ней из конторки вылетело несколько монет, со звоном раскатившихся по полу.

— Ты что делаешь! — взвизгнул сиделец. — Караул! Ратуйте, люди!..

Не обращая внимания на его вопли, Кириллин искал запись, а когда нашел, громко выругался.

— Переправил, аспидова душа. Ах, гнусь лабазная! — крикнул Александр Васильевич, потрясая вырванным листом. Потом смял его, швырнул под ноги и наотмашь ударил по голове перепуганного сидельца долговой книгой.

Ярость отхлынула от сердца. Мастер бросил книгу в бочку с рыбным рассолом и направился к двери. Заметив у порога закатившийся двугривенный, Кириллин поднял его и опустил в свой карман.

«Не оскудеет, — подумал мастер, — он с нашего брата шкуру драть наловчился... Пойду-ка в Красново, там в кабаке возьму вина».