Алтайский часослов - страница 2

птицы с первых бабочек и мух,

и болеет в снах своих ветрянкой

под землёй скучающий лопух.

Многообещающей телегой

март въезжает в душу мужика,

и почти словами человека

говорить пытается река:

«Хариусом с горных перекатов

я пришла, мой пасынок, к тебе,

чтоб стократ весеннее стаккато

прозвучало в строчке и в судьбе».

^{>Из алтайского дневника} 

Жён-мироносиц на небе вечернем считая,

жить бы да жить в этих горных безлюдных местах!

Днём любоваться крышами пагод Китая,

ночью Монголию видеть в раскованных снах.

Туго завёрнута этой страны оболочка

в русский характер, и ниткой прошита канва.

Чтит новгородскую вольницу каждая кочка,

ввысь поднимаясь, как врыта в песок голова.

Только на ранней заре частокол-копьеносец

в бой соберётся, крикливых ворон не сочтёшь!

В сон, как в залив, заплывает крутой миноносец –

русская хата, собравшая всю молодёжь.

Песни, гулянка, в соседок-подруг новоселье –

трёх этих грешников всякое знает село!

Пьётся легко, и по кругу расходится зелье –

в каждой кровинке, как царский солдат, залегло.

Кожа песчаной пустыни натянута туго

на окоём горизонта, и жизнью полна.

Сойка, тушканчику мать, скорпиону – подруга,

волк и лисица, и чашкой молочной – луна.

В юртах под вечер звучит «Николай и Василий»,

лошадь уставшая, телетарелка и кот.

И разговоры о том, что поближе к России

нужно держаться, да Чёрный Бурхан не даёт.

^>Мечта 

Катунь, бегущая по кочкам…

Ей новый образ подавай!

Как в целлофановом мешочке,

хранится хлеба каравай.

Она по всей длине угодий,

круглогодично, как завод,

ведёт зачистку мелководья,

чтоб избежать застоя вод.

Пусть будут велики затраты,

но проявляется мечта:

из облаков встают палаты

пролётом нового моста.

^{>Уймонская долина} 

               ^{> (феерия)}

Уймонская долина в платье белом –

белее сдобы, слаще молока, –

чуть посветлело в мире, зазвенела

заботливою пчёлкой у цветка.

Она тропою шла, ведущей к лету

и к трём любимым братьям-близнецам.

Июнь, июль и август, разогретый

дыханием полынного венца,

её встречали, стоя на пригорке,

ковыль-трава стелила свой ковёр,

и было слышно, как открыла створки

на небе Мать Мария, и в простор,

омытый светом, бросила улыбку –

живой комок нездешнего тепла…

«Играйте, дети! В вашем мире зыбком

и я играла в мяч, когда жила».

^{>Время – пружина, способная мышцы качать...} 

* * *

В жилах растений кровь ли, водяра течёт?

Главный бухгалтер у лета по штату кукушка.

К вечеру ближе выдаст вам точный отчёт:

сколько букашек съела за сутки лягушка?

Жёлудь в листве показался: лесной самовар

белым залит молоком и густеет к июлю.

Дуб моей юности жив и коричнев, как мавр,

долю поэта принявший – дантесову пулю.

Ночью фонарики путь освещают домой –

в горы и выше, где конь мой любимый стреножен…

Хочешь, ложись с мертвецами в трёхтомник родной

оцепенелой поэмой, на зиму похожей.

Или в глазах-васильках продолжай летовать,

славить литовкою быт кропотливый, крестьянский…

Время – пружина, способная мышцы качать.

Лето – Офелия, ждущая Гамлета ласки.

^{>Горные соловьи} 

Послушать голоса ручьёв

вдруг захотел я –

весёлых горных соловьёв

с прозрачным телом.

Тут нужен посох и сума

и запах мяты,

и чтоб в извилинах ума

уснули даты.

Ручьи живут среди камней,

в кедровых рощах,

где шёпот утренних теней

услышать проще.

Понять нельзя, быть может, всё

из этих строчек,

тут нужен труженик Басё,

как переводчик.

Вот соловей в руках моих

поёт и бьётся

о том, что каждый Божий миг –

свет из колодца.

И жизнь в коленцах и венцах

вовсю клокочет,

и нет начала и конца

у дней и строчек.

^{>Весна на Алтае} 

Огонёк внутри аила. Дым, как локон у любимой.

Пауком летит по струнам чья-то лёгкая рука.

Если ты чабрец заваришь, если я поеду мимо –

встреча наша будет долгой, ночь в долине – коротка.

У тебя в аиле пусто, но зато тебе – семнадцать.

Конь усталый. Век усталый. Белый месяц над горой.

Зашуршит снаружи крыша, смехом травы огласятся –

то катаются амуры, каждый – с луком и стрелой!

У Алтая три подарка: снег в горах, кедровый шёпот,

эдельвейса цвет недолгий, прославляющий ледник.

Если ты – родник бегущий, если я – косули топот,

даже ветер шепчет в ухо, чтобы я к тебе приник!

Сыч седой у коновязи, звёзд мерцающие лица.

Катит яшму дорогую с гор строптивая река.