Алые маки на серых скалах - страница 13
Однако владельцы промыслов, крупнейшие иностранные акционерные общества Нобеля, Ротшильда, а также русские, азербайджанские, армянские нефтепромышленники тоже объединились в единый союз: «Центрокаспий».
На первом же заседании Совета рабочих депутатов — 7 марта — председателем заочно был избран соратник Ленина Степан Шаумян, который в то время находился в пути — возвращался из царской ссылки.
Ася впервые услышала выступление этого революционера на одном из митингов в местечке Зубатка, где находились нефтепромыслы миллионера Манташова. Потом приходилось слушать его речи и на других митингах: на нефтепромыслах Сабунчи, Балаханы, Биби-Эйбата, на площади Свободы. Говорил Степан Шаумян не только по-русски. Там, где среди рабочих было много азербайджанцев и армян, — и на их языках.
Слушали рабочие Шаумяна очень внимательно, и было заметно, что речи его производят сильное впечатление. И внешне Шаумян был обаятельным человеком: с большими, голубыми, очень выразительными глазами на смуглом улыбчивом лице.
Много выступал на митингах и приехавший из Тифлиса Анастас Микоян — молодой человек, с типично кавказскими чертами лица.
Радостным было для Аси появление на трибунах Гамида Султанова. Его горячие речи тоже касались волнующих тем: о прекращении войны и заключении справедливого мира, о передаче земли крестьянам и о рабочем контроле над производством, и, главное, о том, что все это будет возможно только тогда, когда власть перейдет в руки рабочих.
«Интересно, помнит ли Гамид Султанов меня?» — как-то, слушая его речь, подумала Ася. Но подойти к нему ни она, ни Амалия не решались.
— Слышишь, Асек, борьба народа за власть Советов с падением самодержавия не только не кончилась, а лишь начинается, — взволнованно повторяла за ораторами Ами. — Мы же только бегаем по митингам, выполняем мелкие поручения…
— Но еще и учимся, Ами-джан! Бросить учебу ведь мы не можем?
Говоря это, Ася умолчала о том, что отец поставил перед ней задачу — во что бы то ни стало восьмой, последний, класс гимназии окончить с золотой медалью. За отличную учебу и как дочь учителя она была освобождена от платы за обучение. Теперь настала пора рассчитываться…
Ася это хорошо понимала и старалась вовсю. В конце весны она с отличием окончила седьмой класс. Впереди оставался еще год учебы…
Наступило знойное бакинское лето. Густое марево струилось в воздухе так весомо и ощутимо, что, казалось, можно раздвинуть его плечами. На небе — ни тучки, только легкие перистые облака, будто далекие лебединые стаи. Янтарно-желтое солнце старательно выжигало землю и сушило реки.
Дышалось трудно! В такие дни не хотелось вылезать из моря. Но в эти летние каникулы Асе и покупаться-то вволю не пришлось: Гаврила Никитич устроил ее учительницей по ликбезу в Завокзальном районе города, где надо было учить читать и писать по-армянски.
— Для тебя это хорошая практика. Зачтется, когда начнешь после гимназии учительствовать!
Ася не возражала. Она давно считала учительство своим призванием, любила детей, школу, а главное, не боялась трудностей. Для нее примером был отец — труженик, большой общественник, имевший огромное влияние на окружающих, в первую очередь на своих детей, но!.. Но Ася давно уже поняла, что чисто армянские кружки очень тесны, что они как-то замыкаются вокруг только одного национального вопроса.
Прошел жаркий июнь. Июльские дни тоже стояли иссушающе знойными. В городе ветров не было ни малейшего дуновения. Поникшие листья деревьев, трава и даже безбрежный Каспий находились в полудремотном состоянии.
Ася и Амалия — в белых полотняных платьях с короткими рукавами и в сандалиях на босу ногу — спешно направлялись на Меркурьевскую улицу, к дому, где помещался Бакинский комитет РСДРП. Здесь же находилась редакция газеты «Бакинский рабочий». Они несли туда объявление об организации социалистического кружка интернациональной молодежи.
Неожиданно у кабинета редактора девушки лицом к лицу столкнулись с молодым коренастым мужчиной среднего роста, в белой косоворотке и солдатских сапогах. При виде Аси и Амалии его подвижное лицо с черными проницательными глазами расплылось в широкой улыбке. Он порывисто кинулся к ним и взял их руки в свои широкие ладони: