Амадеус - страница 4

— Мне, кажется, он понимает нашу речь, — говорит Дроссельмейер. — Амадеус разумен, и это тоже не есть хорошо.

Он еще некоторое время наблюдает за своей крестницей, которая пытается утешить крысу целой гостью арахиса, видит, как аккуратно животное разгрызает орешки, а потом сплевывает шелуху в специальную мисочку. «Да», — бормочет он про себя, — «несомненно, это разумное существо. Но разве разумные существа не опасны? О нет, это заблуждение. Даже обезьяны, имеющие зачаточный разум, чрезвычайно агрессивны. А уж про людей и говорить нечего. Что же делать, что же делать?»

Так, отягощенный думами он покидает дом Штальбаумов, но выход из тяжелой ситуации находится. Правда не сразу, а только на следующее утро. Еще во сне, ни на секунду не отключающийся мозг подкидывает идею, и всю ночь эта идея варится в тревожных видениях. Пока не обретает законченную форму. Недаром говорят;ber Nacht kommt guter Rat — «Пройдет ночь — придёт верное решение». И хотя Дроссельмейер не любитель опираться на народную мудрость, считая, что она только вульгаризирует общие истины и низводит их до уровня примитивного человека, в это утро он повторяет пословицу с видимым удовольствием. Верное решение найдено. И кажется, оно не нанесет слишком большого урона и не травмирует психику Мари, а благополучие девочки всегда стоит для Дроссельмейера на втором месте. Почему на втором? А потому, что на первом, априори и по умолчанию, для него находится наука.

Мари, проводив крестного, начинает ощущать беспокойство. Сначала какая-то тень поселяется в ее сердце, слабое облачко, которое, однако, мешает сосредоточиться и слегка отравляет, ничем до того незамутненную, радость жизни. Потом облачко перерастает в тучу, беспокойство становится тревогой, а тревога паникой. К вечеру Мари уже и помыслить ни о чем другом не может. Предчувствие горя вызывает слезы, и она крепко прижимает к груди Амадеуса, желая защитить его от неминуемой гибели. Она уже твердо решила — никогда больше не подпускать Дроссельмейера к своему любимцу. Пусть Амадеус во время визитов крестного посидит в клетке в ее комнате. Так будет спокойнее и ей, и ему.

Амадеус пригрелся на ее коленях и сладко зевает.

— Мой золотой, — шепчет Мари, укладывая его в кукольную кроватку, — Ты такой молодец. Ничего не бойся. Я с тобой.

К вечеру следующего дня Дроссельмейер вновь появляется в доме Штальбаумов. Мари выглядит очаровательно — поверх клетчатого домашнего платьица она надела розовый фартучек с кармашками, на которых вышиты мухоморы. Она с удовольствием занимается домашними делами и в этот самый момент вышивает наволочку для диванной подушки. Амадеус дремлет, выпятив розовый живот, в кресле перед телевизором, под монотонный бубнеж диктора, сообщающего последние новости.

— Здравствуйте, мои дорогие, — громко говорит бывший советник суда, а ныне почетный пенсионер. — Я очень скучал и решил навестить вас.

Мари отрывается от рукоделья и подозрительно смотрит прямо в бледно голубые глаза крестного. Он стойко выдерживает ее взгляд и с напускной веселостью гладит крысу:

— Здравствуй, здравствуй мой крысиный король, — говорит он самым мягким голосом, какой только может воспроизвести желчный старик, никогда и ни к кому не проявлявший излишней нежности.

Потом ухватывает со стола красивую хрустальную конфетницу и наполняет ее золочеными круглыми орехами. Орехов ровно семь.

— Что это? — спрашивает Мари. — Какие хорошенькие орешки. О, а на каждом какие-то знаки. Что это, крестный?

— Китайские иероглифы. Видишь, вот этот означает «здоровье», а вот этот «долголетие».

— Это все для меня? — удивляется Мари. — Но ведь сегодня нет праздника.

— Ты права — праздника нет, и все это не для тебя. Люди такие орехи не едят. Они для Амадеуса.

— А зачем их давать Амадеусу?

— Нуууу, — тянет Дроссельмейер, — чтобы он стал умным, здоровым и добрым. Ведь мы находимся в доброй сказке. Ты вот меня вчера упрекнула, что я убил Мышильду. А ведь ты права — ее можно было и не убивать, а просто перевоспитать.

— Значит, — осторожно интересуется Мари, — ты уже не собираешься утилизировать Амадеуса?