Америго - страница 7
– Слушай меня внимательно, маленький пассажир, ибо сегодня я – твой Господин, моими устами тебя наставляют Создатели. Верни цветы на место, где украл их! Верни сейчас же, и не вздумай ослушаться своего учителя, иначе не сойдешь на этот берег завтра!
И он резко выпустил Уильяма. Тот от неожиданности зашатался и, чтобы не очутиться на четвереньках, поспешил сделать несколько неуклюжих шагов по направлению к толпе. Ученики захихикали и опять зашептались; они остались довольны тем, что учительский гнев в конце концов настиг не их стриженые головы, а зарвавшегося лохмача. Уильям отвел глаза, чтобы не видеть восторженных лиц, и немного потыкал носком башмака песок, и оценил размер и глубину появившихся ямок: он ждал мгновения, когда все – и учитель тоже – отвернутся и можно будет спокойно, без слез, нырнуть в заросли. Увы, дети не торопились расходиться по своим делам – как же, тут еще было на что посмотреть! Тогда мальчик решил проверить цветы; удивительно, но их ломкие стебли не пострадали, только малость наклонились вбок. Вспухшие глаза продолжали избегать кого бы то ни было – чего бы это ни стоило.
Учитель глядел на него в упор, недоумевая, откуда взялось такое возмутительное пренебрежение к его призывам, а когда тот повернулся уже с послушным намерением двинуться назад к стене деревьев, вскинул правую руку.
– Спасайся, мальчик, спасайся! Отвергни зов праздного искушения!
Тут Уильям поднял глаза – и встретил суровый, не знающий пощады взгляд, осуждающий его, подавляющий его; он не успел включиться в игру, но уже проигрывал! И снова навернулись слезы, а взгляд еще привязывал его к себе, хотя застывшая в воздухе рука приказывала бежать опрометью в лес!
Взгляд велел ему обернуться к толпе.
И Уильям так и поступил.
Множество смеющихся, торжествующих глаз, устремленное на его всклокоченные волосы, на грязные и мокрые щеки, на потрепанный белый пиджачок и испещренные обрывками листвы чулки, смяло его окончательно. Он пискнул раз-другой, потом часто засопел и захлюпал носом, и скоро это уже напоминало настоящий рев. Учитель, хотя и не смеялся, не выражал ни тени сочувствия, а лишь вытягивал руку – словно высокая статуя у школьных дверей.
Уильям, конечно, мог бы и улизнуть сейчас домой, чтобы им больше не было так весело, но ворота Парка были закрыты. И дома его никто не ждал; мама, даже если бы возвратилась раньше, немедленно заставила бы объясняться, – а ведь она так рада тому, что он здесь, в Парке! И герр Левский, отвечавший уже на робкие возражения мальчика назидательными оплеухами, вдруг издал у него в голове такой оглушительный рык, что Уильям перестал слышать собственные всхлипывания. Пропал и хохот детей, и он бросился бежать изо всей мочи в лесную гущу.
Остановился он только тогда, когда сердце готово было выпрыгнуть из груди. Отдышавшись, он осторожно положил цветы на пенек и потер онемевшую ладонь. Огляделся: его окружали молодые лиственницы, вовсе не похожие на раскидистые пожилые дубы, через корни которых он переступал с опаской, пробираясь сегодня к полянке. Ну конечно! Он так спешил, что пропустил нужную тропинку, которая должна была оборваться совсем по-другому…
Где-то в отдалении громыхнуло: надвигалась апрельская гроза.
Книжный Америго повидал немало стихийных испытаний: случались на нем и дожди, и грозы, и ураганы, и наводнения, и даже землетрясения. Но жители острова умели с ними справляться. Люди прятались от дождя, града и бури в уютных и прочных домах. Дома строили там, куда не могла добраться река, вышедшая из берегов, и защищались от молний хитрыми изобретениями. Другие бедствия приходили редко и по большей части в далекие, пустынные, никем не обжитые места. Волшебные существа, в особенности те, кто умел летать, быстро бегать и высоко прыгать, зарываться в землю или превращаться во что-нибудь этакое, непогоды не боялись. Им любой дождь был нипочем: они не знали болезней, а некоторые вовсе даже не ощущали холода или не могли промокнуть.
Уильям поначалу тоже чувствовал себя в лесу довольно храбро. Но теперь, когда четыре крупные капли одна за другой ударили его в лоб и мгновение спустя смешались в одном потоке с еще не высохшими слезами, мальчик по-настоящему испугался.