Амнезия "Спес" - страница 14

стр.

Я пропускаю мимо ушей всех «драных щеров» и «вонючих мокриц», стараясь предугадать его следующий ход.

Бат наскакивает с кулаками, заставляя меня закрываться, тут же отступает и замахивается ногой, метя в голову. Я ныряю вниз, головой бью в живот и одновременно дергаю Гвоздя за опорную ногу. Тот заваливается, но увлекает меня за собой и подминает почти плашмя.

Он тяже-о-олый! Я как дурак сучу ножками и бесполезно дрыгаюсь под ним.

Бат, видно понимая, что мне стряхнуть его слабо, гыгыкает радостно и, чуть приподнявшись, бьет в ухо.

Моя и так больная голова гудит, как колокол на камбузе, созывающий интернатских на обед. Но это мне так кажется, а Гвоздь считает, что удар был слабоват и встает уже на четвереньки.

Я тут же пользуюсь его ошибкой. Да, у его руки размах теперь больше, но и моему колену есть, где разгуляться — я подпихиваю противника ногой и напрягаю руки: раз, и Бат кувыркается через мою голову.

Мы оба вскакиваем, но он оказывается у меня за спиной и успевает обхватить. Сжимает так, что дух перехватывает!

Я не сдаюсь, да и тело работает само, опережая действием немного напуганные мысли. Как-то машинально расслабляюсь и проседаю. Захват на моем подвздохе чуть слабеет, а я дополнительно бью костяшками кулака по верхней ладони в замке.

Хват на долю секунды разжимается вовсе. Мне хватает — хапаю руку противника и, вывертываясь через низ, кручу и ее, заводя за спину.

Рывок вверх, Бат автоматически нагибается, и я, как по писаному, мочу ребром ладони по его шее.

Крепкий гад! Только падает на одно колено и тут же уже пытается подняться! Рычит от боли в вывернутом локте, но пытается же!

Мне приходится его порыв остановить — тресь по голове! Хоть и метил в лобешник, но и переносицу задел, Гвоздь шмурыгает и выпускает кровавые сопли, а сам валится на пол.

Я в растерянности — бить лежачего нельзя, но и время еще не вышло, а Бад руку не поднял и вроде возится еще.

И даже поднимается! Я бью в ухо — не сильно, так, чисто чтоб не забывал, как оно бывает. А то вон у меня до сих пор в голове звенит!

Тут и барабаны подоспели.

Дробь забилась быстрей, а Гвоздь все ловит равновесие на корячках. И я протягиваю ему руку.

Тот зыркает на меня из-под разбитой брови, но ладонь ухватывает:

— Я б не подал, — кряхтит он.

— Да понятно, — соглашаюсь, и дергаю руку вверх.

Под первый звук горна Бат утверждается на ногах. Я чуть отступаю в сторону, чтоб в последний момент не спровоцировать его на какую ни то подлянку, и вздыхаю довольно — все, экзамен сдан и все теперь будет отлично!

Мысли «все отлично» противоречит моя голова, боль долбится в ней и без помощи извне, а от резкого звука трубы к горлу подкатывается тошнота. Понимаю, что по башке я все-таки выхватил лишнего.

Как под вопли толпы доплелся до холла, помню еще хорошо. Как садился у стеночки, а вернее, сползал по ней, уже хуже. Санитаров, что ворочали меня, укладывая на носилки, припоминаю совсем смутно. А вот дорога и прибытие в госпиталь уже и вовсе никак не запечатлелись в моей памяти.

Но все же я вспомнил все и сразу, как только пришел в себя. А это, говорят, важно, когда очухиваешься вот так — в госпитале с побитой головой.

В палату снова заходит Генри.

— Я тебе пижамку принес, а то в первый раз забыл — уж больно неожиданно быстро ты очнулся. Я успел? Ты голяком еще до гальюна не бегал?

— Неа, тут лежал, — успокоил я его.

— Ну и хорошо, а то б мне влетело. Давай помогу одеться.

Сидеть, а особенно стоять, без поддержки сложновато, но я стараюсь и прошу Генри только страховать. Тот оказался парнем понятливым и с хапалками своими ко мне не лезет. Видно правда впечатлен нашим с Гвоздем боем и теперь уважает мое желание быть самостоятельным.

Балансируя на нетвердых ногах, аккуратно вздеваю на себя широченную, с полным разрезом на пузе рубашку и такие же безразмерные штаны на шнурке. Бантик на шее, чтоб распашонка с меня совсем уж не сваливалась, завязывает Генри — мои-то пальцы на разбитых костяшках все стянуло и к такой тонкой работе они оказались непригодны.

А только я успеваю опять улечься, как в палате свет становится чуть ярче и в дверь тут же заходит представительный толстяк в белом комбинезоне. По всей видимости, врач.