Ангел страха. Сборник рассказов - страница 4
Быть может, причиной тому было то обстоятельство, что уже начинало темнеть, и Саша ожидала его одна у огорода.
— И мы! И мы!
— Ну, уж нет! Покорнейше благодарю! — воскликнул Володя. — Он кусается…
— Как же он кусается?
— А вот так: вав, вав!
Володя принялся щипать детей. Поднялся визг.
Решено было, что мелюзга проводит его лишь до края парка.
Когда он проходил мимо окон флигеля, где занимал комнату студент, приглашенный на лето репетировать одного из младших его братьев, оттуда послышался дружелюбный голос:
— Куда, college?
В окно высунулась худая, длинная фигура репетитора; лицо у него было худосочное и старообразное.
— На охоту? — спросил он тоном, в котором Володе почуялось неодобрение.
— А это вы… — уклонился он от ответа, и вдруг почувствовал в первый раз за весь этот день ясно и определенно странное нерасположение, почти ненависть, к этому долговязому филологу, от которого постоянно несло каким-то скучным и неопределенным протестом.
— Барсука стрелять: он кусачий! — хором объяснили за него дети.
— Барсука? — удивился скучный филолог, и глаза его, большие, серые и меланхолические, приняли мучительно-тоскливое выражение. — Полноте!.. Зачем он вам?.. Такое мирное животное!
— Не скажите…
Володя повернулся идти.
— Можно и мне с вами?
— Знаете, чем больше народу… Дети со мной только до края парка.
— Нет, право жаль!.. Ах, как жать! — вздохнул голос из глубины флигеля.
Но Володя уже не слушал.
На краю парка дети остановились, и он двинулся один по скошенной траве к огородам, за которыми начинались овраги.
Дети, усевшись на большой полукруглой скамейке, принялись болтать. Главной темой были барсук и Саша, которая взялась показать его нору.
— Саша огородникова говорила: он по зорям росой питается.
— Его Бог любит.
— Сашу огородникову звери не боятся, а нас боятся.
— Саша огороднккова когда и ночует в поле!
— Она все овраги обшарила.
— Она говорит: барышня, я — дикая, а вы — городские! Хи-хи-хи!
— Она травы знает.
— Какие травы?
— Всякие.
— И Володя знает.
— Володя не так знает: он их по-латыни знает, а она, какая трава почему прозывается.
— И собаки травы знают: которая сбесится, бежит и ищет свою траву.
— Звери-то умнее людей. Вот что! Собаки покойников чуют.
При слове «покойники» дети стати оглядываться.
— Кто-то идет!
— Покойник…
— Ох, я боюсь!
Действительно, в поле, к оврагу, были еще прозрачные сумерки, а парк уже начинал темнеть густою ночною тенью.
— А! а! — стали перекликаться дети с собственным эхо, которое звонко разносило их голоса.
— Покойник идет! — крикнул кто-то из мальчиков.
Девочки завизжали и с неистовыми криками бросились бежать.
Вскоре голоса их замолкли в глубине парка. Тогда из боковой аллеи, действительно, показалась чья-то высокая, нескладная фигура; она подошла к самой канаве, ограждавшей парк, влезла на песчаный валик и, приложив свои длинные руки с широкими ладонями козырьком ко лбу, усиливалась что-то рассмотреть вдали.
Это был студент-репетитор, Иван Григорьевич.
Постояв на валике, он перепрыгнул назад канавку, задумчиво сел на опустевшую скамейку, не спеша вынул портсигар и закурил. Курил он и оглядывался по сторонам, точно прислушиваясь не прогремит ли резкое, беспощадное эхо ружейного выстрела.
Вдали прозвучал мелодичный женский голос.
— А-у-у! Владимир Васильевич, а-у-у!
— О-о-о… — ответило сдавленное эхо мужского грубого голоса.
Иван Григорьевич удивленно поднял голову и прислушался.
Между тем Володя прошел, никого не встретив, через все огороды и дальше, до самых оврагов, и уже повернул было назад. Он думал, что девушка не придет, и ему стало досадно.
— Жалеет барсука или сама боится? — подумал он вслух и расстегнул рубаху-косоворотку: ему было жарко и душно.
Он видел, как ночь надвигается из-за парка вместе с чуть ощутимым прохладным ветерком. Казалось, сюда же поворачивались на тонких стебельках и чуть дрожащие листики на макушках ольховой и осиновой заросли. И звезды как будто двигались сюда же вместе с тихо вращающимся небосводом.
— Как жизнь хороша! — прошептал он в порыве стихийного восторга и вдруг почувствовал совершенно определенно, что вместе с этою ночью придет и она, эта странная узкоглазая дикарка, и даже вздрогнул от сладостного ощущения этой уверенности.