Английская мята - страница 25

– А может, так для нее было бы даже лучше?

– Ах, знаете, такая жизнь или любая другая, какая ей разница, она всем была довольна. Ничто не могло ее изменить – и рано или поздно все закончилось бы этим кошмаром, жила бы она со мной или с кем-то другим, все равно преступление было неминуемо, в этом я абсолютно уверен.

Даже с этим полицейским из Кагора, уверен, у нее не было ни малейшего представления, как именно ей хотелось бы жить вместе с ним, иначе говоря, какой образ жизни она предпочла бы всем остальным.

– Виорнцы, местные лавочники, соседи, все в один голос говорят, что между вами никогда не было никаких размолвок или ссор.

– Это правда, ничего такого между нами и близко не было. А что они еще говорили?

– Говорили, что у вас действительно были связи с другими женщинами, даже здесь, в Виорне. Но что ваша жена относилась к этому совершенно спокойно.

Скажите, а до того, как в доме появилась Мария-Тереза Буске, она все-таки хоть что-то делала по хозяйству?

– Делала, но, понимаете, без всякой охоты. Убиралась она очень чисто. Но стряпуха из нее всегда была никудышная.

– А после приезда Марии-Терезы она уже вообще ничего не делала по дому?

– С каждым годом все меньше и меньше.

– Но все-таки что именно?

– Через день ходила за покупками. Убирала свою комнату. Только свою. Всю жизнь, каждый день, старательно, до малейшей пылинки. Даже чересчур. Долго приводила себя в порядок, мылась, одевалась, причесывалась. Это занимало у нее каждое утро никак не меньше часа.

Многие годы любила подолгу гулять – здесь, в Виорне, или в Париже. Ходила в Париже в кино. Или отправлялась поглядеть, как Альфонсо рубит дрова. Смотрела телевизор. Стирала свои вещи, не хотела, чтобы это делала Мария-Тереза.

Кто знает, чем она еще занималась? Сидела в саду, а потом… Мы ведь ее почти не видели. Все выходные я проводил за домом, в огороде, а сад, он у нас по другую сторону, ближе к улице, Мария-Тереза, та вечно или на кухне, или шатается по Виорну. Встречались мы только по вечерам, за ужином. Клер приходилось звать раз по десять, не меньше, пока она наконец соблаговолит выйти к столу. Правда, последние годы, особенно последние месяцы, с весны, она вообще почти не выходила из сада, сидит себе там на лавочке целые дни напролет и ничего не делает, ровным счетом ничего. Знаю, в это трудно поверить, но так оно и было.

– А Мария-Тереза, она хорошо готовила?

– На мой вкус, она была отменной стряпухой.

– И что же, ее кухня нравилась вам больше, чем где-нибудь на стороне?

– Да, мне часто приходилось есть в ресторанах, так что было с чем сравнивать. Дома меня кормили лучше всего.

– Ваша жена, она тоже была довольна стряпней кузины?

– Думаю, да. Во всяком случае, она ни разу не выразила ни малейшего неудовольствия.

– Ни малейшего? Вы в этом уверены?

– Уверен. А почему вы об этом спрашиваете?

– Мария-Тереза Буске никогда не брала отпуска?

– Вы неправильно поняли, она ведь жила у нас в доме не в прислугах, и, приди ей охота уехать на пару недель, она была вольна делать все, что хочет.

– Однако она никогда этого не делала?

– Нет, никогда. Ведь это она была у нас настоящей хозяйкой. Дом был в полном ее распоряжении. Она решала, что подавать на стол, что починить по дому. Уехать значило для нее оставить свой дом на попечение этой неряхи Клер.

– Выходит, ваша жена Клер двадцать один год питалась стряпней Марии-Терезы Буске?

– Да. А почему вы об этом спрашиваете? Она действительно хорошо готовила, просто отлично, это была отменная кухня, разнообразная и здоровая.

– И что, неужели между двумя женщинами тоже никогда не возникало никаких ссор?

– Похоже, нет. Само собой, я не могу утверждать это наверняка, они ведь целыми днями оставались вдвоем, а иногда, как я уже говорил, и по несколько дней кряду, но, честное слово, не думаю, чтобы между ними возникали хоть какие-то размолвки.

– И все-таки припомните хорошенько.

– Пытаюсь. Да нет, пожалуй, и вправду ничего такого не было.

– А как она о ней говорила?

– Нормально. Помнится, как-то раз она позвала меня и показала на нее пальцем издалека, из дверей кухни. Ее разбирал смех. Сказала: «Глянь-ка, со спины она точь-в-точь молодой бычок». Мы посмеялись, но вполне добродушно, без всякого злого умысла. Это была чистая правда. Мне это тоже часто приходило в голову, когда я смотрел на Марию-Терезу.