Английские романтики в переводах Яна Пробштейна - страница 6
Перистый огонь пролили
На залитый солнцем лес
Средь яснеющих небес,
И вознёсся холм пустынный,
И туман сошёл в теснины —
Над Ломбардскою равниной
Дымки зыблется граница,
Свет лазурный льёт денница
На созвездье городов, —
Словно россыпь островов,
Блещут в море изумрудном,
Лабиринтом многолюдным
Здесь Венеция плывет,
Нежась у отцовских вод:
Амфитриты здесь обитель,
Седовласый повелитель
Вымостил её чертог,
Волны расстелив у ног.
Боже! Над чертой дрожащей
Вод хрустальных круг блестящий,
Красно-огненный, багровый
Дымки разорвал покровы, —
Как в пылающем горниле,
Купола, колонны, шпили,
Загоревшись, озарили
Алтари мерцавших вод
И пронзили небосвод
Огненными языками, —
Словно жертвенное пламя
Древле в храме Аполлона,
Взмыв, коснулось небосклона.
Город светоносный, чадо
Океана и отрада,
А потом его царица,
Над тобой судьба глумится,
Жертвой стать должна ты вскоре,
Ты могла бы кануть в море,
Если бы благая сила
Одр печальный осенила,
Твой, раба рабов, с челом,
Опозоренным клеймом,
Был бы менее печален
Твой конец среди развалин,
Покрывающихся мхами
И зелёными цветами,
Опадут на дно руины,
Станут острова пустынны,
И рыбак, с ветрами споря
Средь заброшенного моря,
Парус распрямит скорей
И веслом взмахнет сильней,
Чтобы мрачный берег твой
Миновать быстрей, покой
Спящих в той пучине звездной
Не тревожа, иль над бездной
Встанут толпы мертвецов,
Смерти выпростав покров.
Кто, подобно мне, взирает,
Как над городом сияют
Башни в золотистой дали,
Те вообразят едва ли,
Что пред ними лишь гробница, —
Там, во чреве копошится
Ком червей в людском обличье,
Впившись в мертвое величье.
Пусть Свобода отряхнет
Кельтов самовластный гнет
И темницы распахнет,
Где с тобой томятся вместе
В унижении, в бесчестье
Сто прекрасных городов, —
Отрешившись от оков,
Вы бы доблести вплели
В солнечный венок земли,
Гордой ратями былыми.
Иль — погибни вместе с ними, —
Вы не сгинете напрасно,
Солнце воссияет властно
Светом Истины, Свободы,
Как цветы, взойдут народы,
Прорастут сквозь темень лет,
Будет пышен их расцвет.
Что ж, погибни — рухнут стены,
Но останутся нетленны,
Как небес твоих покровы,
Что всегда над миром новы,
Долговечней, чем лохмотья
Времени на бренной плоти
Города с печатью горя, —
По волнам скитальца-моря
Поплывут воспоминанья,
Что закончил здесь скитанья
Гордый Лебедь Альбиона, —
Он, гонимый непреклонно
Из земли своей исконной,
Рассекая ураган,
Плыл к тебе, и Океан
Приютил здесь беглеца,
Радость, окрылив певца,
Песней взмыла, перекрыв
Бури громовой порыв.
О, Поэзии Река,
Щедрая во все века,
С незапамятных времен
Ты текла сквозь Альбион
И доныне не щадила
Славные певцов могилы,
Отчего скорбишь ты ныне
О любимце на чужбине;
Город рабский, словно тучей
Омрачавший дух летучий,
Город мертвецов, ответь,
Чем воздашь ему за честь;
Как Гомер бессмертной тенью
Осенил Скамандр, забвенью
Преграждая путь, Шекспир
Эвон озарил и мир,
И божественная сила
Смерть навеки победила,
Как любовь Петрарки ныне
Пламенеет здесь, в долине, —
В негасимом этом свете
Обретает мир бессмертье, —
Так тебя, поэта кров,
Будут славить средь веков,
Как Свобода окрыленно,
Ввысь летит вдоль небосклона
Солнечная колесница:
Разрушается граница
Меж долиной и холмами,
Словно свет вселенский, пламя
На венецианских башнях —
Отблеск доблестей вчерашних.
Падуя блистает славой,
Восставая многоглавой
Многолюдною пустыней
В ослепительной долине,
Полной зреющих хлебов, —
Скоро в житницы врагов
Пересыпят их крестьяне,
А волы, как на закланье,
На телегах, полных дани,
Словно горы, повлачат
Цвета крови виноград,
Чтоб забылся буйным сном
Кельт, упившийся вином.
Меч не предпочли серпу,
Чтоб скосить господ толпу, —
Что посеешь, то пожнешь,
Приготовь для жатвы нож,
Силу силой уничтожь,
Скорбный край, — что ж, собирай
Свой кровавый урожай.
Горько, что не в силах разум
И любовь покончить разом
С самовластьем — кровью лишь
Пятна рабства удалишь.
В Падуе на площадях
Карнавальных сея страх,
Мать и Сын, немые гости,
Смерть и Грех играют в кости,
А на карте — Эццелин[1],
И теряя ставку, сын
Впал в неистовство, а мать,
Чтобы сына обуздать,
Обещала хлопотать
Пред австрийскими властями,
Чтоб над этими полями
До гряды альпийских гор
Властвовал он с этих пор,
Став наместником, — и Грех
Рассмеялся, этот смех