Анка - страница 27
— У вас ведется учет сдачи рыбаками улова?
— Непременно. А как же…
— Покажите…
Летом 1920 года у Бронзовой Косы высадился десант белоказаков под командой генерала Назарова, взволновал побережье. Из рыбацких поселков шли смельчаки, объединялись с рабочими, организовывали боевые дружины, преследовали назаровцев, совершали налеты, беспокоили их. Не усидели дома и партизаны гражданской войны — Кострюков с женой и Григорий Васильев. — ушли с партизанским отрядом. В отряде Кострюков подружился с одним рабочим металлургического завода. Он командовал взводом, был храбр в бою. Как-то на одном хуторе их взвод захватили назаровцы. Жену Кострюкова изнасиловали на его глазах и зарубили шашкой, а его как казака решили казнить вместе с командиром взвода — рабочим. Их привязали к тесовым воротам, били по головам ножнами шашек, секли по лицам плетьми. И когда назаровцы успели выколоть глаз Кострюкову, а комвзводу порвать щипцами ноздри и прострелить руку и ногу, подоспела красная конница, отбила их. Они попали в разные госпитали, вылечились в разные сроки и больше с тех пор не встречались. И вот, на десятом году разлуки, судьба столкнула их на Бронзовой Косе.
…Встретив возле совета Жукова, Кострюков долго смотрел на него красным от бессонницы глазом, дергал себя за нос, хмурился. Потом медленно развел руки и бросился к Жукову:
— Жуков… Жуков… — твердил он, крепко прижимая к груди старого друга. Отстранил его от себя, посмотрел еще раз, притянул, поцеловал. — Вот уж не думал, не гадал… — и, прослезившись, пряча от него глаз, схватил за руку, поволок за собой. — Вот уж не думал никогда… Вот встреча-то…
Широко шагая, Кострюков часто оборачивался, будто боялся потерять прихрамывающего друга, и все бормотал:
— И в думках не держал… Вот уж, право, и не думал…
Жуков, приготовившийся «крыть» председателя, решил отложить это на завтра и, беседуя с ним, улыбался, охотно отвечал на вопросы. Видя, что Кострюков изнемогает, борясь с дремотой, он похлопал его по плечу:
— Давай спи, дружище, а завтра утречком потолкуем.
Кострюков согласился и не раздеваясь бросил на пол пиджак и подушку, а Жукову указал на кровать. Перед тем как лечь, Жуков спросил:
— Труп жены сюда привез?
— Нет. На том хуторе лежит. Времени не было, а теперь, видать, сгнила. Да… пожалуй, сгнила… — зевнул и вяло добавил: — А Васильева помнишь? Спился парень… Па-а-губа… напала…
— Слышал, слышал. Беда, ребята. Бить вас следует. Крепко бить. — Жуков помолчал и, укладываясь, спросил: — Отчего же он свихнулся?
В ответ раздался храп; Жуков улыбнулся и натянул на себя одеяло.
Утром крупной зыбью закурчавилось проснувшееся море. Золотистые, еще не греющие лучи восходящего солнца вонзились в песчаный берег, заглянули в окошко, зайчиками заиграли на чисто выбеленных стенах, забегали по кровати и земляному полу.
Жуков нервно зашевелил ноздрями, изогнул брови, открыл глаза и сейчас же зажмурился, заслонив ладонями лицо, пряча его от шаловливо щекочущих лучей. Сбросив одеяло, встал, огляделся и начал одеваться. То, что в комнате, кроме скрипучей кровати, стола, покрытого газетами, и длинной скамейки, притулившейся к стенке, ничего не было, прошло мимо его внимания.
Заметив на столе пожелтевшую фотографию, потянулся к ней и, встретившись со смелым решительным взглядом широко открытых серых глаз жены Кострюкова, сказал вслух:
— Как живую вижу перед собой. Хорошо помню. Настоящий герой. Только смерть-то какая… Подлецы… — И, глядя в окно, кивнул взлохмаченному морю, судорожно сжав рукой спинку скамейки. Услышал за дверью шаги, обернулся.
С порога ему улыбался Кострюков, облизывая деревянную ложку.
— Проснулся? А я шорбу из осетрины сварил. Уважаешь?
— Даже очень.
— Пойдем на воздух. Прямо из котла будем есть. Вот тебе ложка.
Завтрак проходил молча. Кострюков старался поймать взгляд Жукова, но тот или опускал глаза вслед за ложкой в котел, или обращал их к морю, медленно работая челюстями. Не выдержал Кострюков, прервал молчание:
— Рассказывай, как попал сюда… Вот встреча-то…
— Такая встреча, какие бывают на фронтах. Где плохо, там и встречаемся. На вашем участке тоже прорыв, вот и послали меня к вам.