Антарктическая Гиперборея - страница 11

К прибытию в Антарктику в отсеках царила сырость и вонь. Пятьдесят пять здоровых мужчин работали ежедневно и не мылись, кроме умывания лица. Считалось достойным не посещать гальюн по серьёзному делу до ночного всплытия, если мочи хватит терпеть. Но через месяц после выхода из базы эти два деликатных помещения начали благоухать. До большой приборки, когда выдраются все закоулки, а корабль достаточно долго проветривается с открытыми люками, лучше не будет. Подплав шутит, что они как средневековые рыцари — мужественные, в железе и непередаваемо грязные.

Начали портиться продукты, кроме консерв в жестянках, появились болезни, свойственные подобным условиям. Люди маялись животами, забыв про обычай не частить в гальюн.

Настроение экипажа испортила весть, что к эскадре прилипли германские крейсера с неясными целями, и в полярных водах не расслабиться, не отдышаться. Наоборот, секретность, скрытность и режим предельной тишины должны соблюдаться особо тщательно!

«Борей» всплывал изредка в ночных сумерках, прикрываясь от немцев бортом «Дежнёва». Полегчало с продуктами: из огромных холодильников транспорта получили свежее, даже африканские фрукты. Колчак, сжалившись, позволил самым истощённым в походе кратковременно переправляться на пароход, принимая самые суровые меры, чтобы в экипажи «Макарова» и «Императора» не просочился слух о появлении новых подводников. Трудно представить, но краткие прогулки по скользкой палубе судна на пронизывающем ветру, забрасывающем ледяные брызги, и при температуре градуса два, приносили райское наслаждение после заточения в отсеках!

Офицерам Комаров такого не дозволил. Услышав робкие возражения молодняка, он собрал их и разъяснил, что называется, раз и на всегда:

— Смиритесь, господа офицеры. Избрав стезю подплава, вы обрекли себя видеть чужие порты и земли лишь через перископ. Владивосток, Севастополь, Либава и Кронштадт ждут вас. Остальное только после выхода на пенсион.

Напряжённое несение службы на «Борее» дало свои плоды. Акустики дважды докладывали, что слышали шум винтов некого некрупного судна. Комаров счёл, что они засекли «Рысь», но радировал Колчаку, тот проверил и прислал шифровку в ответ: в означенное время малая субмарина стояла. Стало быть, в полярных водах рыскает ещё одна лодка или нечто иное, непонятное.

Вдобавок подводники и на глубине ощутили со временем то самое присутствие взгляда в затылок, хоть и не слышали россказней германского фантазёра про наследие предков. Обстановка на борту усложнилась, как часто бывает в долгих походах, когда постоянно перед глазами те же лица, одинаковые переборки отсеков, маховики и рукоятки механизмов, своя только койка, а уединиться можно только в самом ароматном месте и не надолго. Любое ничтожное событие давало пищу для споров и дрязг, а то и служило поводом к потасовке. Комаров принял драконовские меры, самым тяжким наказанием для матросов введя лишение «отпуска» на транспорт, и удержал порядок. Он напомнил им известную легенду, как русская субмарина, лежащая на дне в бухте Золотой Рог, избавилась от оравшего матроса — его придушили и ночью, всплыв, выбросили тело за борт; он мог погубить экипаж и корабль. Конечно, это неправда, ничто не мешало попросту связать бедолагу и заткнуть рот, но страшилка сослужила свою службу. Тем не менее, отплытие на восток восприняли с облегчением. Пусть другие антарктические берега служат иллюстрацией к русской народной мудрости «хрен редьки не слаще», всё же какое-то движение. Стало быть — ближе к концу экспедиции.

Экипаж «Рыси» пребывал в несравнимо лучших условиях. Во время перехода через Атлантику, частью на буксире, местами своим ходом, на ней находилась лишь небольшая часть команды. Если позволяло волнение моря, то между погружениями у антарктических льдов люди переходили на большие корабли. Единственная напасть — качка. Шторма по пути изрядно болтали «Макарова», что уж говорить о малой субмарине. На поверхности её бросало так, что выворачивало даже самых бывалых. Море иногда утомляется, в другое время оно демонстрирует нам откровенную вражду, на его волнах не может быть комфорта, как в Гатчинском дворце императорской семьи.