Антарктика - страница 11

— Так что, мой друг? Стареешь? На девочек потянуло?

— Катя! — Кронов вскочил.

— А-а… Значит, серьезно, — Екатерина частыми толчками затушила сигарету, поднялась и вдруг виновато улыбнулась. — Тогда прости, Николай! Тогда… поздравляю! — и поцеловала совсем растроганного Кронова.

Мне показалось, что глаза Екатерины повлажнели. Трогательно дрогнули отчего-то вдруг побледневшие губы. Но Екатерина резко отвернулась к зеркалу, поправляя ничуть не сбившуюся прическу, а когда снова посмотрела на нас, лицо ее было спокойным, сосредоточенным, упрямая складка заметно обозначилась над уголками чуть сдвинутых бровей.

«Ну и ну!» — чуть не вырвалось у меня.

Расставляя на столе посуду, Екатерина негромко, словно бы про себя сказала:

— Главное, что она у тебя не дура.

— Откуда ты знаешь? — рассмеялся Кронов. — Вы ведь минуты две вместе побыли!

Екатерина кивнула. Совершенно спокойно, даже с какой-то досадой пояснила:

— У меня на дур чутье!.. — И, посмотрев с прищуром куда-то вдаль, тихо добавила: — Ненавижу дур!..

И снова мне показалось, что губы Екатерины побледнели.

Вошла Ирина. И вместе с ней, только с противоположной стороны, из высоченного окна, за которым махала желтыми ветвями акация, в сумрачную до этого комнату вкатилось солнце, и все стало праздничным.

Кронов не мог отвести глаз от Ирины. Да и я… В броском кимоно, со своей милой раскосинкой в глазах, в чалме из полотенца, казалось, она пришла в эту заваленную рукописями комнату прямо из восточной сказки.

Я посмотрел на Екатерину. Она выглядела немножко растерянной. Впрочем, может быть, мне просто хотелось заметить ее растерянность.

За завтраком Екатерина деловито сообщила Кронову:

— Твой пароход пришел. Под дегазацию стал. Или как там у вас называется?

Кронов, с аппетитом проглатывая сочный кусок ветчины, кивнул:

— Дератизация… Отлично, раз пришел!

— Вы не думайте, Катя, — по-своему истолковав сообщение Екатерины, поспешила вмешаться Ирина. — Кода сказал, как только кончится эта… деригазация, мы на корабль к нему перейдем, мы вас не стесним…

Екатерина усмехнулась.

— А потом?

— Потом?.. — Ирина растерянно взглянула на Кронова.

— В декабре мне обещали комнату…

— Вот! — обрадованно подхватила Ирина.

— А до декабря? — продолжала приземлять Екатерина. И, не дождавшись ответа, категорически постановила: — Никуда ты не пойдешь. Слава богу, места хватит. А вообще-то на пароходе жить интересно! — неожиданно воскликнула Екатерина. — Какой-то там удивительно целесообразный ритм жизни… Люблю пожить в каюте, хотя мой благоверный и начинает нервничать, если я задерживаюсь на борту.

Кронов лукаво улыбнулся.

— Разрешите догадаться почему?

— Ну?

— При длительном пребывании вашего величества на борту «Безупречного» команда начинала путать, кто старпом. А теперь, надо полагать, предстоит путаница по вопросу: «Кто капитан?».

Екатерина слегка задумалась и, вдруг сокрушенно покачав головой, рассмеялась, шутливо толкнув Кронова ладошкой в лоб…

5. И вот я снова в доме Середы.

— Здравствуй. Проходи! — не то приглашает, не то приказывает Екатерина и идет в комнаты, ни разу не оглянувшись на меня. Кажется, она со мной с первого дня на «ты». Именно она со мной. Я же научился разговаривать с ней в безличной форме, когда не поймешь— «ты» она мне или все-таки «вы».

В столовой сидел не то Николай Николаевич, не то Алексей Николаевич, уже пожилой ученый, руководитель Екатерининой диссертации. Один раз меня с ним знакомили на молодежном вечере. Но он забыл. Потому что, после короткого приказа Екатерины: «Знакомьтесь!», протянул мне стремительную руку, глядя куда-то за мое плечо. Он оказался Александром Алексеевичем. Мне немного стало обидно, что он не узнал меня. В тот вечер я был в ударе — молодежь встречала лирику тепло. Мог бы и запомнить, черт возьми! Я, однако, успокоился, подумав, что назовись хоть Юрием Михайловичем Лермонтовым, он все равно посмотрел бы сквозь меня.

Александр Алексеевич сразу стал прощаться. Нет, не потому, что я пришел. Судя по столу, заваленному испещренными листками, он и Екатерина много поработали. Александр Алексеевич раскрыл огромный потрепанный портфель и смахнул в него листки. Именно смахнул, как сор. Один листок он забыл.